06-08-2023
Ханский огонь | |
Жанр: | |
---|---|
Автор: | |
Язык оригинала: | |
Дата написания: |
1924 |
Дата первой публикации: |
1924 |
Текст произведения в Викитеке |
«Ханский огонь» — рассказ Михаила Булгакова, действие которого происходит на территории музея-усадьбы под названием «Ханская ставка» в начале 1920-х годов.
Впервые был опубликован в «Красном журнале для всех» (№ 2, 1924).
Существуют разные версии того, как возник замысел «Ханского огня». Одна из них связана с поездкой Булгакова в подмосковное имение Архангельское в 1922 году[1] — в рассказе можно найти некоторые приметы дворца князя Юсупова[2].
Другая версия, по воспоминаниям И. Овчинникова, относится к работе Булгакова в газете «Гудок». Когда Валентин Катаев посетовал, что современные авторы пишут неинтересно, с предсказуемым финалом, Булгаков пообещал написать рассказ с такой развязкой, что её никто не распутает до последней строчки. Вскоре он представил коллегам рассказ «Антонов огонь», сюжет которого близок к «Ханскому огню»[3][4].
Прототипом Тугай-Бега, по мнению исследователей, стал персонаж романа Генрика Сенкевича «Пан Володыёвский» Тугай-беевич[5]. Кроме того, Булгаков наверняка прочитал вышедшие в 1923 году «Белые мемуары»[6] Ильи Василевского, в которых речь идёт о князе Голицыне, предлагавшем мужикам: «Грабьте моё добро, только липовые аллеи не трогайте!»[4].
Тема пожара могла быть также навеяна воспоминаниями о событиях в Смоленской губернии, где Булгаков в 1916—1917 годах работал земским врачом. Барская усадьба Муравишниково после Февральской революции сгорела дотла, и причины пожара остались невыясненными[5].
Так или иначе, вопрос о будущем России в начале 1920-х годов оставался для Булгакова открытым, считает литературовед Виктор Лосев[4].
Ночью у смотрительницы музея-усадьбы «Ханская ставка» Татьяны Михайловны разболелись зубы, и она попросила камердинера Иону принять группу экскурсантов и провести их по залам. Экскурсанты приехали из Москвы в половине седьмого на дачном поезде. Их было человек двадцать, из которых Иона выделил двоих: Семёна Антонова — мужчину в «коротеньких бледно-кофейных штанишках» — и пожилого богатого иностранца в золотых очках, широком сером пальто, с тростью.
Камердинер показал гостям кабинет бывшего владельца усадьбы — князя Тугай-Бега, провёл их через курительную комнату, игральную, бильярдную, продемонстрировал шатёр с двуспальной резной кроватью. Экскурсанты обсудили портреты, колонны и судьбу самого князя, который «отбыл за границу в самом начале».
Когда гости ушли, уборщица Дунька закрыла дверь на замок. Ночью Иона услышал во дворце шаги. Потом в дверях бального зала показался иностранец в золотых очках. Это был Тугай-Бег. Он сообщил, что приехал ненадолго и тайно, дал камердинеру бумажник и сорвал сургучную пломбу с дверей своего бывшего кабинета. Ночь князь провёл за рабочим столом, разбирая архив. Пачку документов с печатями он положил в карман пальто, а прочие бумаги сгрёб на пол и поджёг весь ворох в трёх местах. Наблюдая, как разрастается пламя, Тугай-Бег бормотал: «Не вернётся ничего. Всё кончено. Лгать ни к чему».
Вышел он через восточную террасу и «незабытыми тайными тропами нырнул во тьму»[1].
«Ханский огонь» — наиболее булгаковская вещь. По жанру это скорее повесть, чем рассказ, — с острейшим занимательным сюжетом и с рельефно выписанными типами. Изобразительная сила его рассказа равна бунинской. Может быть, это самый живописный из повествовательных рассказов Булгакова. И самый историчный. Весь его строй утверждает: логика истории имеет свои законы.
— Василий Новиков[7]
|
Литературовед Василий Новиков, отмечая «почти авантюрный сюжет» «Ханского огня», обращает особое внимание на авторский стиль: «Булгаков словно демонстрирует своё мастерство, своё умение заглянуть во внутренний мир, передать психологические переживания бывшего кавалергарда»[7].
Литературный критик Всеволод Сахаров констатирует, что в «Ханском огне» встретились два мира. Один представлен всем блеском «многовековой рафинированной культуры», другой — товарищем Семёном Антоновым: «Здесь нет ещё ни вещей, ни Пушкина, ни предания»[8].
Для Лидии Яновской в «Ханском огне» особо важна рано проявившаяся особенность булгаковской манеры — «свободное обращение с пространствами реальных пейзажей и интерьеров»[2].
Некоторые исследователи видят в персонажах «Ханского огня» героев будущих произведений Булгакова. Так, образ человека-тени будет два года спустя использован в «Зойкиной квартире»[5]. Пожилой иностранец в золотых очках — это прямой предшественник «иностранца» Воланда. Серый цвет пальто, в котором приезжает Тугай-Бег — «намек на его инфернальность. Ведь дьявол — это „Некто в сером, именуемый Он“, если воспользоваться образом пьесы Леонида Андреева „Жизнь человека“»[5].
Финал «Ханского огня» предвосхищает, по мнению составителей Булгаковской энциклопедии, пожар в доме Грибоедова («Мастер и Маргарита»)[5].
Момент, когда Тугай-Бег спрашивает себя: «Я — тень? Но ведь я живу», напоминает сцену в Театре Варьете, когда финдиректор Римский видит Варенуху[5].