18-10-2023
| Шатуны | |
Обложка издания «Зебра Е», 2008 года |
|
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Публикация: |
1966 |
Шатуны — гротескный роман русского писателя Юрия Мамлеева. Cо слов автора роман получил такое название из-за того, что шатунами называются медведи, которые не впадают в зимнюю спячку и бродят всю зиму по лесу, как бы в трансе. Как говорит сам автор, медведи символизируют «маргинальное психическое состояние»[1].
Сюжет романа заключается в истории, казалось бы, немотивированных убийств, совершаемых главным героем «Шатунов» Фёдором Сонновым. Однако Фёдор, совершая эти бессмысленные преступления, преследует определённую цель: познать извечную тайну смерти «эмпирическим» путём. Видимый мир он воспринимает в виде иллюзии. Фёдор неожиданно сталкивается с группой московских интеллектуалов-метафизиков, чьё существование пробуждает у него больший интерес, чем персонажи его будничной жизни. Такое знакомство определяет сюжет романа[1].
Тема романа «Шатуны» — убийство ради проникновения в тайну души убиваемого и тем самым в потусторонний мир, автор показывает глубину философских поисков в жестокой, часто мучительной прозе, которая при перечитывании иногда ужасает. При этом устремления Мамлеева имеют позитивную основу: погружаясь во тьму, он стремится к проявлению света человеческой души, хочет способствовать её росту[2][3].
Первые версии романа «Шатуны» появились в самиздате в 1966 году. Тогда не могло быть и речи об официальной публикации романа в СССР, хотя ничего «политического» там не было, роман не подходил по морально-этическим критериям. Когда впоследствии Юрий Мамлеев представил этот роман в крупное нью-йоркское издательство, ответ был суров: «мир не готов к этой книге». Впервые официально роман был опубликован в Чикаго в 1980 году в сокращённом на треть виде под названием «Небо над адом» (англ. The sky above hell). «Мир не готов читать этот роман. И я не хотел бы жить в мире, который был бы готов читать этот роман», — отозвался нью-йоркский критик на урезанную версию «Шатунов».
Содержание |
Как говорит сам Юрий Мамлеев в одном из интервью, в конце 50-х годов он нарабатывал в себе «новый опыт состояния сознания», в котором появлялись живые мистические образы, живые люди, герои будущих «Шатунов». И как позже утверждали исследователи, Мамлеев научился творить человеческий характер из тайников человеческой души. Сам же автор начал активно писать в Москве в начале 60-х годов, тогда в глубоком подполье и были созданы «Шатуны». К этому времени возник самиздат, возникли независимые читатели, возникла сеть неформальных кружков, было сформировано литературное подполье. Как говорит автор: «Целый мир, достаточно разношёрстный, но резко отличающийся от официального мира культуры. В том числе и от официально диссидентского мира»[4].
Нонконформисткое подполье имело свою структуру. Были либерально настроенные чиновники и интеллигенты, не порывающие с системой. Политические антисоветчики и художническая богема, а также «шизодиды» в Южинском («Южинский кружок» — «мистическое подполье» позднесоветской эпохи в него входили Евгений Головин, Александр Дугин и Гейдар Джемаль[5]) сам Юрий Витальевич Мамлеев и ещё несколько «высших неизвестных», «метафизических». О них то и написаны «Шатуны».
В 60-е годы одну случайно попавшую женщину на чтения «Шатунов» Мамлеева стошнило. Её разозлившийся кавалер крикнул Мамлееву: «Какой вы писатель?! Вы даже мне ботинки поцеловать не достойны…», на что Мамлеев ответил: «А вот и достоин…» и полез под стол исполнить[6].
Роман «Шатуны» исходя из текста в аннотации к книге, спас жизнь двум русским молодым людям, которые хотели покончить жизнь самоубийством. Они прочли этот роман и отказались от этого решения, осуществить которое уже были готовы[7]. О «Шатунах» написано много, включая диссертации, особенно на французском и немецком языках. Он получил славу так называемого «чёрного романа». Но всё же его понимание было настолько разным, что создавалось впечатление, что речь шла не об одной и той же книге.
Кто же главные герои Мамлеева? Это не подростки, не дети, не матери. Они не имеют ни возрастных, ни семейных особенностей. У них нет четко выраженных социальных черт, поскольку за фальшивками навешенных автором штампов просматриваются образы, литературно идентичные друг другу. Поэтому герои Мамлеева — это и не студенты, не инженеры и не политики. Вся их культурная деятельность связана с похоронами, кладбищами, свалками, серыми и невзрачными помещениями. Наиболее ярки на этом фоне бомжи, покойники, мертвяки и трупы[8].
Герои «Шатунов» непредсказуемы и чудовищны в своих поступках, они представляются совершенными монстрами. Большинство героев романа объяты всепоглощающей тьмой, хотя и не являются воплощениями зла, греха и преисподней. По мнению автора герои романа пересекли запретную зону, вышли за границы метафизически возможного[1]. Критики, журналисты считают героев романа монстрами насилия, секса и безумия. Юрий Мамлеев сказал, что герои «Шатунов» «имеют в анамнезе человека из подполья Достоевского с его стремлением к запредельному»[9]. Многие персонажи Мамлеева — это метафизические бродяги, стремящиеся выйти за пределы того, что дано человеческому разуму. Эти герои не монстры, они как бы обретают оболочку монстров, когда прорываются в область запредельных сфер. А вторжение туда означает для человека опасность сумасшествия или какой-либо другой трансформации[6].
Герои романа условно делятся на две категории: категория «простых людей», живущих в постоянном бреду, которые не в состоянии чётко сформулировать свою внутреннюю веру, и категория «интеллигенции» — это метафизические гости из Москвы, которые также ведут абсурдный способ жизни, но постоянно концептуализируют и обсуждают свой бред и абсурд, отстаивают свои ценности как религиозную необходимость[10].
Действие романа происходит в шестидесятые годы в СССР. Один из главных героев — Фёдор Соннов, встретив незнакомого молодого человека, убивает его ножом. После абсолютно бессмысленного преступления убийца разговаривает со своей жертвой о своём детстве и других убийствах. Переночевав в лесу, Фёдор уезжает в подмосковное местечко Лебединое, где живёт его сестра Клавуша Соннова, которая регулярно возбуждает себя с помощью запихивания в матку головы живого гуся.
В этом же доме живёт и семья Фомичёвых — дед Коля, его дочь Лидочка, её муж Паша Красноруков. Лида и Паша постоянно совокупляются, а в случаях беременности Паша убивает плод толчками своего члена; младшая сестра четырнадцатилетняя Мила и семнадцатилетний брат Петя, который занимается самосъедением. Однажды Фёдор съедает Петенькин суп, сваренный из прыщей, чем вызвал гнев у семьи Фомичёвых-Красноруковых. Чтобы спасти Фёдора, Клавуша прячет брата в подпол. Здесь Фёдор, от невозможности убивать, рубит табуретки, представляя, что это фигуры людей. Наверху, тем временем, Лида, которая вновь забеременела, отказывается заниматься сексом с мужем, и желает сохранить ребёнка. Паша Красноухов насилует жену, происходит выкидыш, но Лида заявляет мужу, что ребёнок жив. Красноруков избивает жену.
Фёдор, сделав подкоп на фомичёвскую сторону, выходит наверх, чтобы осуществить странную идею: «овладеть женщиной в момент её гибели». Лида отдаётся ему и в момент оргазма умирает. За убийство Лиды сажают в тюрьму её мужа Павла.
В дом приезжает московская интеллектуалка Анна Барская, она с интересом разглядывает Фёдора и беседует с ним о смерти и потустороннем. Анна решает познакомить Фёдора с «великими людьми» — для этого они едут в лес, где происходит сборище людей, одержимых смертью. Среди присутствующих — трое «шутов», изуверы-садисты Пырь, Иоганн и Игорёк, и серьёзный молодой человек Анатолий Падов. «Шуты» вместе с Фёдором и Анной приезжают в Лебединое. Здесь они разнообразным образом развлекаются убивая животных, и Пырь пытается задушить Клавушу, но всё заканчивается мирно — та даже обещает переспать с ним. До Клавы доходят слухи, что Фёдору грозит какая-то опасность. Тот уезжает — «побродить по Расеи».
У Клавы появляется ещё один жилец — старик Андрей Никитич Христофоров, истый христианин, со своим сыном Алексеем. Старик чувствует скорую смерть размышляет о смерти и через какое-то время он сходит с ума: «соскочив с постели в одном нижнем бельё, Андрей Никитич заявил что он умер и превратился в курицу». Алексей влюбляется в Анну, которая издевается над его религиозностью, проповедует философию зла, «великого падения», метафизическую свободу. В расстроенных чувствах Алексей уезжает.
По просьбе Анны в Лебединое приезжает Анатолий Падов, постоянно мучимый вопросом о смерти и Абсолюте. Однажды Клавуша выкапывает три ямки в человеческий рост и любимым занятием обитателей дома становится лежание в этих «травяных могилках». Анна, измученная общением с Падовым, в кошмарном сне видит своего «метафизического» приятеля — Извицкого, ей начинает казаться, что она превратилась в извивающуюся пустоту.
Фёдор тем временем едет в глубь России, к Архангельску. Он приезжает в местечко Фырино, к родственнице старушке Ипатьевне, которая питается кровью живых кошек. Старушка благословляет Фёдора на убийства — «радость великую ты несёшь людям, Федя!». Фёдор сталкивается с кастрировавшим себя Михеем. Поражённый его «пустым местом», Фёдор и Михей становятся приятелями. Михей ведёт Фёдора к скопцам, где наблюдают за странные обряды скопцов. Фёдор, хоть и удивился увиденному, но его не устроила идея нового Христа Кондратия Селиванова.
В Фырино приезжает полубезумный Падов что бы познакомиться с Фёдором. Падов пытается выяснить, убивает ли Фёдор Соннов людей «метафизически» или на самом деле. От Фёдора Анатолий Падов возвращается в Москву, где встречается со своим другом Геннадием Рёминым, подпольным поэтом, автором «трупной лирики», приверженцем идей некоего Глубева, провозгласившего религию «высшего Я».
В Лебедином «творилось чёрт знает что» — здесь сходятся все: шуты-садисты, Анна, Падов, Ремин, Клава, остатки семьи Фомичёвых. Анна спит с Падовым; ему кажется, что он совокупляется «с Высшими Иерархиями», а ей — что она уже умерла. Падова начинают преследовать видения, он пытается убежать от них. В Лебединое является Извицкий — человек, про которого ходят слухи, что он идёт к Богу путём Дьявола. Он — большой друг Падова и Рёмина. Выпивая, товарищи ведут философский разговор о Боге, Абсолюте и Высших Иерархиях — «русский эзотеризм за водочкой» как шутит кто-то из них. В дом приезжают и Фёдор с Михеем. Алёша Христофоров, который навещает отца, с ужасом наблюдает за собравшимися здесь «нечеловеками».
Мальчик Петя, который питался собственной кожей, довёл себя до полного изнеможения и умер. На похоронах выяснялось, что гроб, в котором его хоронили, оказался пустым. Клавуша вынула труп и ночью, усевшись поперёк него, пожирала шоколадный торт. Куро-труп Андрей Никитич мечется по двору. Девочка Мила влюбляется в Михея и занимается вылизыванием его «пустого места». Дед Коля, девочка Мила и Михей уезжают из дома.
Падова очень привлекает Клавуша. Напряжение нарастает, в Клавуше что-то происходит — «точно взбесились, встали на дыбы и со страшной силой завертелись её клавенько-сонновские силы». Она выгоняет всю компанию из дома, запирает его и уезжает. В доме остаётся только куротруп, становящийся похожим на куб.
«Метафизические» возвращаются в Москву, проводят время в грязных пивнушках за разговорами. Анна спит с Извицким, но, наблюдая за ним, чувствует что-то неладное. Она догадывается, что тот ревнует себя к ней. Извицкий сладострастно обожает собственное тело, ощущает себя, своё отражение в зеркале как источник полового удовлетворения. Анна обсуждает с Извицким «эго-секс». Извицкий бьётся в экстазе любви к себе, испытывая оргазм от чувства единения с «родным «я».
В это время к Москве приближается Фёдор с его идеей убить «метафизических», чтобы таким образом прорваться в потустороннее. Соннов идёт к Извицкому, там наблюдает за его «бредом самовосторга». Поражённый увиденным, Фёдор оказывается не в состоянии прервать «этот чудовищный акт» и идёт к Падову.
Алёша Христофоров тем временем, убеждённый в безумии отца, тоже едет к Падову, где обвиняет его и его друзей в том, что они довели Андрея Никитича до сумасшествия. «Метафизические» упрекают его в излишнем рационализме, сами же они единодушно пришли к религии «высшего Я». Фёдор с топором в руке подслушивает разговоры Падова и его приятелей, ожидая удобного момента для убийства. В это время Фёдора арестовывают.
В эпилоге двое молодых поклонников Падова и его идеи, Сашенька и Вадимушка, обсуждая бесконечные метафизические проблемы, вспоминают о самом Падове, говорят о его состоянии, близком к безумию, о его «путешествиях в запредельности». Выясняется, что Фёдор приговорён к расстрелу. Друзья едут навестить Извицкого, но, испуганные его выражением лица, убегают. Анатолий Падов валяется в канаве, истерически крича в пустоту от неразрешимости «главных вопросов». Вдруг почувствовав, что «всё скоро рухнет», он подымается и идёт — «навстречу скрытому миру, о котором нельзя даже задавать вопросов…»[14].
Практически все сочинения Мамлеева перенасыщены цитатами, погружены в широкий культурно-художественный контекст. В его произведениях обнаруживаются следы разновековых литературных традиций. По мнению критиков «Шатуны» во многом заимствовали традиции русского идеологического романа, особенно много взяли из творчества Достоевского. В романе происходят дискуссии и споры о фундаментальных вопросах, которые часто ведутся в пивных или на трупах. Создаётся впечатление, что все персонажи одержимый идей, которую они стремятся реализовать или хотя бы проверить[10]. Хотя, с другой стороны, некоторые критики считают, что любые сравнения Мамлеева с Достоевским лишены литературоведческого этикета и что такие сравнения являются спекулятивными[8]. В своих работах Мамлеев обращается к русской литературной традиции. В поведении героев автор пытается выразить то, что у Достоевского называется «фантастическим» реализмом, активно используя идеи и художественные средства накопленные в русской литературе, имея дело с состояниями сознания, которые существуют в русском менталитете[15].
Литературные приёмы Мамлеева схожи с магическим реализмом латиноамериканской литературы ХХ века с объединением реального и волшебного, обыденного и фантастического. Но Мамлеев использовал не мифический жанр, а жанр обычной прозы, а в реалии этой прозы в которую поместил нечто метафорическое, метафизическое, символическое. В итоге получился некий синтез неклассических литературных систем[15].
Все действия романа происходят в нелепом и неадекватном мире, где слабоумие и безумие рассматриваются как знак причастности к её пределам. Весь мир задуман как царство смерти. В этом мире и происходит столкновение «народного мракобесия» и «интеллектуальной мистики»[10].
Герои Мамлеева, захваченные «другой реальностью», по мнению критиков являются симулякрами, «образами отсутствующей действительности». Вопреки практике постмодернизма Мамлеев уделяет внимание не самим мироощущениям героев, а их восприятию «средним человеком» традиционных утопий и религиозных мифов[15][16].
Философско-художественная антропология Мамлеева является синтезом концепций русской религиозной философии, “русской идеи”, в особенности теорий Н.А. Бердяева, индийской метафизики, Адвайте–веданты, догматического христианского учения об обожении человека, ницшеанского самообожения, элементов философии Хайдеггера об обретении человеком самого себя. И, разумеется, убеждения Достоевского о необходимости для человека, всегда имеющего “искру божью” в душе своей, обрести прочную внутреннюю связь с Богом и Сыном Его.
—Роза Семыкина, «Метафизическая антропология Юрия Мамлеева»[15]
Большинство литературных критиков считают, что образы, слова и тем более сюжет не важны в «Шатунах», в романе важен философский подтекст. В романе поднимаются различные философские, метафизические вопросы, проблемы религии, веры и смерти, понятия абсолюта и самого себя. Метафизические вопросы романа можно увидеть в идеях Голубева, как приверженце «религия Я», и в видении этой религии в глазах его последователей, например в Геннадие Рёмине. Объектом поклонения в «религии Я» являются любовь и вера в самого себя. Некая мистическая бесконечная любовь к себе имеет в романе огромное значение, одним из основных принципов которого является сверхчеловеческим нарциссизм[10].
Я хочу быть Творцом самого себя, а не сотворённым; если Творец есть, то я хочу уничтожить эту зависимость, а не тупо выть по этому поводу от восторга.
Все остальные персонажи по-разному хотят выразить патологическое желание закрепить себя в вечности и считать себя в ауре Абсолюта. Из этого следует солипсистское отношение ко всему и полное отрицание всего, что не является само собой. Эта идея повлияла на создание особого мира романа.
Мальчик Петя имеет крайне недоверчивое отношение к внешнему миру, он не может принять ничего из внешнего мира, что доводит его до экзистенциального самоубийства. Таким образом он кормит себя собственной кровью, желая поглотить себя, доводит себя до смерти. Смерть и убийство в метафизическом плане являются переходом в иную сущность.
В философском плане, метафизика Мамлеева может быть квалифицирована как мистика наоборот. Мистические поиски, в том числе и вечной жизни заменяется поиском духовной смерти. Таким образом, независимо от мамлеевских оригинальных намерений, мы можем увидеть его работах выразительное эгоистическое сознание, которое желает достигнуть крайних пределов[10][16].
Интерес к творчеству Юрия Мамлеева в 1990-ых годах демонстрирует Олег Дарк в цикле обзорных статей, посвящённых так называемой «новой прозе»[17]. В 2000 году критик посвящает Мамлееву статью, где описывает «Шатунов» как «малохудожественную, неряшливо написанную» прозу, с «преувеличенными характерами» героев и «надуманное повествование», и считает всё это явлением вчерашнего дня. Критик утверждает, что «Сейчас Мамлеев неинтересен, потому что кажется уже устаревшим, хорошо усвоенным и переваренным в произведениях его молодых и более талантливых наследников, имеющих тоже дело с разного рода демонической нечистью, но лучше управляющихся с фразой и сюжетом»[18].
| Согласитесь, что роман Мамлеева «Шатуны», наполненный бесконечно однообразным насилием, читать (это надо ещё решить) то ли скучно, то ли почти смешно. Всё равно же Вл. Сорокин, В. Пелевин или И. Яркевич и виртуознее, и изобретательнее[19]. |
| Если быть внимательным, — то мы обнаружим здесь некоторые обертоны, которые резко и наотмашь отличают мамлеевский текст от ставшей привычной «чернухи». У Мамлеева за видимым мракобесием явно проступает какая-то нагрузка, какой-то невероятно важный смысл, какая-то жуткая истинность. |
Американский литературный критик Феникс Хортан, статья которого вызвана публикацией Александра Дугина относит творчество Мамлеева к массовой литературе, а его известность связывает с духом современного издательского бизнеса: «беспардонный маральщик бумаги, лишённый чувства прекрасного»[8].
В телепередаче «Школа злословия» Юрий Мамлеев говорил, что его знакомый поэт Игорь Холин сказал: «Я буду уверен, что советская власть пала тогда, когда напечатают Солженицына и «Шатуны»[20].
Первые версии романа «Шатуны» появились в самиздате в 1966 году. Тогда не могло быть и речи об официальной публикации романа в СССР, хотя ничего «политического» там не было, роман не подходил по морально-этическим критериям. Когда впоследствии Юрий Мамлеев представил этот роман в крупное нью-йоркское издательство, ответ был суров: «мир не готов к этой книге». Всё же «Шатуны» были опубликованы в другом американском издательстве, но в сокращённом на треть виде[4]. Впервые официально роман был опубликован в Чикаго в 1980 году в сокращённом на треть виде под названием «Небо над адом» (англ. The sky above hell), текст перевёл на английский язык Г. В. Тжалсма. «Мир не готов читать этот роман. И я не хотел бы жить в мире, который был бы готов читать этот роман», — отозывался нью-йоркский критик на урезанную версию «Шатунов»[21]. С этого начались публикации романа уже в Европе в полном виде и, естественно, в переводах на европейские языки[4]. Первое издание романа на французском языке произошло в 1986 году, перевела роман Анн Колдефи[21]. Затем роман был опубликован на различных языках во Франции, Чехии, Нидерландах, Германии, Австралии, Италии, Польши, Венгрии.
