16-09-2023
28 ноября 1939 года, после объявления Францией войны Германии, французское информационное агентство «Гавас» (возрождённое позже как «Франс Пресс») распространило сообщение о том, что 19 августа 1939 года, за четыре дня до подписания советско-германского договора о ненападении, И. В. Сталин срочно созвал Политбюро ЦК ВКП(б) и руководство Коминтерна, и выступил на этом заседании с речью.
Некоторые историки ставят под сомнение сам факт заседания и считают текст речи фальшивкой[1]. Другие историки доказывают что речь имела место[2].
Содержание |
Как сообщало агентство, Сталин заявил:
Мир или война. Этот вопрос вступил в критическую фазу. Его решение целиком и полностью зависит от позиции, которую займёт Советский Союз. Мы совершенно убеждены, что, если мы заключим договор о союзе с Францией и Великобританией, Германия будет вынуждена отказаться от Польши и искать modus vivendi с западными державами. Таким образом, войны удастся избежать, и тогда последующее развитие событий примет опасный для нас характер. С другой стороны, если мы примем известное вам предложение Германии о заключении с ней пакта о ненападении, она, несомненно, нападёт на Польшу, и тогда вступление Англии и Франции в эту войну станет неизбежным. При таких обстоятельствах у нас будут хорошие шансы остаться в стороне от конфликта, и мы сможем, находясь в выгодном положении, выжидать, когда наступит наша очередь. Именно этого требуют наши интересы.Итак, наш выбор ясен: мы должны принять немецкое предложение, а английской и французской делегациям ответить вежливым отказом и отправить их домой. Нетрудно предвидеть выгоду, которую мы извлечём, действуя подобным образом. Для нас очевидно, что Польша будет разгромлена прежде, чем Англия и Франция смогут прийти ей на помощь. В этом случае Германия передаст нам часть Польши вплоть до подступов Варшавы, включая украинскую Галицию. Германия предоставит нам полную свободу действий в трёх прибалтийских странах. Она не будет препятствовать возвращению России Бессарабии. Она будет готова уступить нам в качестве зоны влияния Румынию, Болгарию и Венгрию. Остается открытым вопрос о Югославии, решение которого зависит от позиции, которую займёт Италия. Если Италия останется на стороне Германии, тогда последняя потребует, чтобы Югославия входила в зону ее влияния, ведь именно через Югославию она получит доступ к Адриатическому морю. Но если Италия не пойдёт вместе с Германией, то тогда она за счёт Италии получит выход к Адриатическому морю, и в этом случае Югославия перейдёт в нашу сферу влияния. Все это в том случае, если Германия выйдет победительницей из войны. Однако мы должны предвидеть последствия как поражения, так и победы Германии. Рассмотрим вариант, связанный с поражением Германии. У Англии и Франции будет достаточно сил, чтобы оккупировать Берлин и уничтожить Германию, которой мы вряд ли сможем оказать эффективную помощь.
Поэтому наша цель заключается в том, чтобы Германия как можно дольше смогла вести войну, чтобы уставшие и крайне изнурённые Англия и Франция были не в состоянии разгромить Германию. Отсюда наша позиция: оставаясь нейтральными, мы помогаем Германии экономически, обеспечивая её сырьем и продовольствием; однако, само собой разумеется, что наша помощь не должна переходить определённых границ, чтобы не нанести ущерба нашей экономике и не ослабить мощь нашей армии.В то же время мы должны вести активную коммунистическую пропаганду, особенно в странах англо-французского блока и, прежде всего, во Франции. Мы должны быть готовы к тому, что в этой стране наша партия во время войны будет вынуждена прекратить легальную деятельность и перейти к нелегальной. Мы знаем, что подобная деятельность требует больших средств, но мы должны без колебаний пойти на эти жертвы. Если эта подготовительная работа будет тщательно проведена, тогда безопасность Германии будет обеспечена, и она сможет способствовать советизации Франции.
Рассмотрим теперь вторую гипотезу, связанную с победой Германии.Некоторые считают, что такая возможность представляла бы для нас наибольшую опасность. В этом утверждении есть доля правды, но было бы ошибкой полагать, что эта опасность настолько близка и велика, как некоторые себе это воображают. Если Германия победит, она выйдет из войны слишком истощенной, чтобы воевать с нами в ближайшие десять лет. Ее основной заботой будет наблюдение за побеждёнными Англией и Францией, чтобы воспрепятствовать их подъёму. С другой стороны, Германия-победительница будет обладать огромными колониями; их эксплуатация и приспособление к немецким порядкам также займут Германию в течение нескольких десятилетий. Очевидно, что Германия будет слишком занята другим, чтобы повернуть против нас.
Товарищи… я изложил вам свои соображения. Повторяю, что в ваших интересах, чтобы война разразилась между рейхом и англо-французским блоком. Для нас очень важно, чтобы эта война длилась как можно дольше, чтобы обе стороны истощили свои силы. Именно по этим причинам мы должны принять предложенный Германией пакт и способствовать тому, чтобы война, если таковая будет объявлена, продлилась как можно дольше. В то же время мы должны усилить экономическую работу в воюющих государствах, чтобы быть хорошо подготовленными к тому моменту, когда война завершится.
Доклад Сталина, выслушанный с благоговейным вниманием, не вызвал никакой дискуссии. Было задано только два малозначительных вопроса, на которые Сталин ответил. Его предложение о согласии на заключение пакта о ненападении с рейхом было принято единогласно. Затем Политбюро приняло решение поручить председателю Коминтерна Мануильскому совместно с секретарём Димитровым под личным руководством Сталина разработать надлежащие инструкции для коммунистической партии за рубежом.[1]
Немецкий вариант в хрестоматии по истории Второй мировой войны (2007 год):
«Сейчас критической фазы достиг вопрос: война или мир. Мы абсолютно уверены, что в том случае, если нами будет заключен договор о взаимопомощи с Англией и Францией, то Германия будет вынуждена смягчить свои претензии к Польше. В этом случае, возможно, будет избежать войны. И последствия этого будут для нас весьма опасными. В противном случае, если мы заключим пакт о ненападении с Германией, она, безусловно, нападет на Польшу, и в этом случае вмешательство Англии и Франции на стороне Польши неизбежно.
В этом случае мы имеем все шансы остаться в стороне со всеми вытекающими из этого выгодами. В связи с этим понятно наше решение принять предложение Германии о заключении пакта, а представителей Англии и Франции вежливо отправить по домам. Мы в высшей степени заинтересованы в том, чтобы в Европе началась война между Германией и англо-французским блоком и чтобы эта война длилась как можно дольше, чтобы воюющие стороны полностью исчерпали бы свои ресурсы. За это время мы должны интенсифицировать нашу работу в воюющих странах с тем, чтобы мы были полностью готовы к тому, что произойдет по окончании войны» [3]Оригинальный текст (нем.)Krieg oder Frieden: Diese Frage ist nun in ihre kritische Phase eingetreten. Ihre Lösung hängt vollkommen von der Stellungnahme ab, die von der Sowjetunion eingenommen werden wird. Wir sind absolut überzeugt, dass Deutschland, wenn wir einen Bündnisvertrag mit Frankreich und Großbritannien abschließen, sich gezwungen sehend wird, von Polen zurückzuweichen und einen modus vivendi mit den Westmächten zu suchen. Aus diese Weise könnte der Krieg vermeiden werden. Und die schließliche Entwicklung wird bei diesem Zustand einen für uns gefährlichen Charakter annehmen. Auf der anderen Seite wird Deutschland, wen wir das euch bekannte Angebot Deutschlands eines Nichtangriffspaktes annehmen, sicher Polen angreifen, und die Intervention Frankreichs und Englands in diesem Krieg wird unvermeidlich werden.
Unter solchen Umständen werden wir viele Chancen haben, außerhalb die Konfliktes zu bleiben, und wir können mit Vorteil abwarten, bis die Reihe an uns ist. Dasa ist genau das, was unser Interesse erfordert. Daher ist unsere Entscheidung klar, wir müssen das Deutsche Angebot annehmen und die französisch-englische Mission mit einer höflichen Ablehnung in ihre Länder zurückschicken. Ich wiederhole, dass es in eurem Interesse ist, wenn die Krieg zwischen dem Reich und dem anglo-frazösischen Block ausbricht. Es ist wesentlich für uns, dass dieser Krieg so lange wie möglich dauert, damit die beiden Gruppen sich erschöpfen. Aus diesem Grund müssen wir von Deutschland vorgeschlagenen Pakt annehmen und darauf hinarbeiten, dass dieser Krieg, wenn er einmal erklärt ist, solange als möglich dauert. In der Zwischenzeit müssen wir die politische Arbeit in die kriegführenden Länder intensivieren, damit wir gut vorbereitet sind, wenn der Krieg sein Ende nehmen wird.[4]
Сам Сталин категорически отрицал возможность такой речи: «Это сообщение агентства Гавас … представляет враньё». По утверждению Сталина:
а) Не Германия напала на Францию и Англию, а Франция и Англия напали на Германию, взяв на себя ответственность за нынешнюю войну;
б) После открытия военных действий Германия обратилась к Франции и Англии с мирными предложениями, а Советский Союз открыто поддержал мирные предложения Германии…
в) Правящие круги Франции и Англии грубо отклонили как мирные предложения Германии,…
Таковы факты.[5]
Информация исходила от женевского корреспондента «Гаваса» Анри Рюффена (англ. Henry Emile Ruffin), который получил текст речи от «заслуживающего доверия источника». Впоследствии предполагаемый «сталинский доклад» дважды дополнялся новыми деталями — в 1941-м и 1942 годах. Спустя три недели после нападения Германии на СССР Рюффен (обосновавшийся в вишистской Франции) вновь возвращается к «секретной речи», публикуя ее 12 июля в Journal de Geneve, добавив фразы: «В результате (войны) Западная Европа подвергнется глубокому разрушению»; «Диктатура коммунистической партии возможна лишь в результате большой войны»; «В случае поражения Германии… неизбежно последует ее советизация и создание коммунистического правительства»; «Если мы окажемся достаточно ловкими, чтобы извлечь выгоду из развития событий, мы сможем прийти на помощь коммунистической Франции и превратить ее в нашего союзника, равно как и все народы, попавшие под опеку Германии».
Нацистская пропаганда активно использовала сообщение (заголовки берлинских газет: «Москва без маски», «Сенсационные разоблачения о подлой двойной игре Москвы»), использовав их в качестве аргументации «коварства большевистской Москвы», и иллюстрации общей пропагандистской линии: «Гитлер — защитник Европы от коммунизма».
Длительное время в СССР официально утверждалось, что 19 августа 1939 г. заседание Политбюро не проводилось. Однако, в начале 90-х годов. Д. Волкогонов нашел документ, свидетельствующий о том, что существовало некое решение Политбюро от 19 августа 1939 года (это, впрочем, не означало, что в этот день было заседание — многие решения Политбюро готовились Секретариатом и принимались путём опроса его членов, без проведения заседания). Найденный документ содержал решение лишь о временном отказе от мобилизации железнодорожников ряда регионов Дальнего Востока. Впрочем, в сообщении агентства «Гавас» указывалось: «…цель которого, не обозначенная в повестке дня…».
В вопросе было или не было заседание Политбюро, исследователи[кто?] используют также журнал посещений кабинета Сталина. 19 августа 1939 года к Сталину заходили[6]:
В 1942 году на контролируемой сателлитом нацистской Германии режимом Виши французской территории вышла книга профессора Праделя «Щупальца марксизма. Возникновение, тактика и действия советской дипломатии 1920—1940» (к одной из глав Рюффен написал предисловие, предоставив рассматриваемый «документ»). В «речи Сталина» опять появились дополнения: «Опыт последних двадцати лет ясно доказывает, что в мирное время в Европе не может быть коммунистического движения, достаточно сильного, чтобы взять власть»; «Мы знаем, что эта деятельность требует больших средств, но мы должны пойти на эти жертвы без колебаний и поручить французским товарищам поставить в числе первоочередных задач подкуп полиции»; «Но нужно быть готовым и к другому: в побежденной Франции неизбежно произойдет коммунистическая революция…»
Интересна история «речи Сталина», найденной Т. Бушуевой в Центре хранения историко-документальных коллекций, бывшем Особом архиве СССР, ф. 7, оп. 1, д. 1223. В 1994—2004 годах некоторые историки, например, М. Мельтюхов, рассматривали эту речь как документ эпохи.
Но в глаза лезли очевидные несуразности: речь почему-то была на французском (Т. Бушуева выдвигала версию, что это была запись неизвестного французского коминтерновца); Сталин начал изъясняться в этой речи на латыни; почему-то Т. Бушуева не провела обзор исследований речи опубликованной агентством «Гавас» и сравнении ее с архивной.
С. Случ пишет, что «речь Сталина» хранилась в Особом архиве СССР, но в трофейном фонде. Она была найдена в фонде 2-го Бюро Генерального штаба Франции, «речь» лежала в деле, содержащем материалы за период с 1918 по 1940 г. о различных аспектах деятельности ФКП, ее связях с компартией Германии, а также о полицейских мерах по борьбе с коммунистическим движением.
Но тем не менее «Речь», «открытая» Т. Бушуевой и поддержанная В. Дорошенко и И. Павловой, запутала и иностранных историков.[1]
М. Мельтюхов в 2000 году принимал «речь Сталина» за документ, но с оговорками:
К сожалению, вопрос об аутентичности этого документа так и не стал предметом обсуждения в отечественной историографии, но то, что его содержание корреспондирует с другими недавно рассекреченными советскими документами этого периода, позволяет использовать эту публикацию.[7]
В переиздании 2008 года М. Мельтюхов два абзаца о речи 19 августа 1939 выкинул.[8]
Опубликовали статью, «Не миф: речь Сталина 19 августа 1939 года», открывающуюся цитатой из Виктора Суворова[9]. Однако аргументация авторов статьи представляется надуманной . В частности, речь содержит следующую цитату: «Для нас очевидно, что Польша будет разгромлена прежде, чем Англия и Франция смогут прийти ей на помощь. В этом случае Германия передаст нам часть Польши вплоть до подступов Варшавы, включая украинскую Галицию. Германия предоставит нам полную свободу действий в трех прибалтийских странах. Она не будет препятствовать возвращению России Бессарабии. Она будет готова уступить нам в качестве зоны влияния Румынию, Болгарию. и Венгрию». Между тем: 1) В августе 1939 года никто не мог точно предсказать быстрый разгром Польши и неисполнение Францией своих союзных обязательств, так как совместные польско-французские силы (даже и без английских сил) явно превосходили вермахт количественно 2) Вопреки словам авторов, описанная конфигурация уступок Германии не соответствует реальным договорённостям от августа 1939 года. Новая советско-германская граница пролегла бы существенно восточнее Варшавы; Литва не входила в зону советских интересов; Румыния, Болгария и Венгрия вообще не включались в повестку переговоров. В целом, показана весьма вероятная (с точки зрения современника октября 1939 года) зона советских внешнеполитических интересов — при условии, что современник не был осведомлён о содержании секретных документов.
По мнению активного деятеля перестройки доктора исторических наук, академика РАЕН Ю. Н. Афанасьева, эта речь находится в одном ряду с выступлениями Сталина 5 мая 1941 года перед выпускниками военных академий (а также его реплики и тосты на банкете, устроенном по этому случаю) и на Главном военном совете 14 мая 1941 г.
Британский исследователь Джеффри Робертс (en:Geoffrey Roberts) считает, что содержание речи очевидно демонстрирует, что это фальшивка. Так, уже 19 августа Сталин якобы уверен, что Германия предоставит СССР зону влияния в Румынии, Болгарии и Венгрии. По мнению Робертса, за пределами Франции современники не восприняли речь всерьёз[10].
Таким образом, достоверных источников, ясно указывающих на существование речи Сталина, стенограмма которой была распространена агентством «Гавас», не найдено до сих пор. Впрочем, таких источников не может быть и чисто теоретически — важнейшие вопросы государственной политики на заседаниях Политбюро не стенографировались: «Как известно, заседания Политбюро не стенографировались — такой порядок был введен Сталиным. Единственные письменные свидетельства — это короткие записи секретаря Сталина Поскребышева или личные записи, иногда по памяти»[11]; т.о. если какая-то запись и могла быть осуществлена, то только кем-то из участников, по памяти сразу после заседания. Однако, может считаться доказанным, что: а) «19 августа Молотов выразил согласие принять Риббентропа и передал советский проект пакта, с постскриптумом, в котором содержался набросок будущих секретных протоколов»[12]. б) что в первоначальной версии сообщения Гавас, распространенной 28 ноября 1939 г., речь шла о передаче СССР контроля над Латвией и Эстонией, без Литвы; кроме того, предусматривалось включение в СССР Польши до «предместий Варшавы», то есть советские приобретения от советско-германского договора 23 августа 1939 г. описывались в том виде, в котором они были сформулированы в секретных протоколах этого договора, а не в том окончательном виде, в котором эти проиобретения зафиксировал советско-германский договор от 28 сентября 1939 г.[9] Следовательно, кем бы ни был источник сообщения Гавас, он либо имел доступ к секретным протоколам, либо же являлся свидетелем заседания Политбюро 19 августа 1939 г. (если на нем действительно обсуждались вышеупомянутые вопросы). Это исключает возможность авторства Анри Рюффена (Ruffin), как и любого иного лица, не входившего в советскую и германскую верхушку в 1939 г. Теоретически, авторство сообщения могло принадлежать как советским, так и германским кругам, поскольку информацией о Пакте владели именно они. Информация, сообщенная Руффину, никак не задевала Германию, которая к тому времени уже захватила Польшу и пребывала в состоянии войны с Англией и Францией, не считая, конечно, торговой блокады которая была бы непременным следствием втягивания СССР в войну с Англией и Францией и крайне невыгодна Германии. В то же время, опубликование данной информации в тот период могло дискредитировать Советский Союз как потенциального союзника Англии и Франции (если бы он не был уже дискредитирован в этом отношении Договором о дружбе и границах с нацистской Германией от 28 сентября 1939 г.) и, следовательно, заставить эти государства искать пути примирения с Германией.
Однако, против германского авторства говорят два фактора: как показали исследования советско-германской торговли в период действия пакта, большая ее часть — это транзит, то есть СССР составлявшие ее товары и сырье также возил морем: «Гораздо большее значение для Германии имел транзит товаров через советскую территорию на Ближний и Дальний Восток. Так, в апреле-декабре 1940 г. через СССР прошло 59 % германского импорта и 49 % экспорта, а в первой половине 1941 г. соответственно 72 % и 64 %».[13] Ничего из этого Германия в случае роста напряженности отношений между СССР и Англией не получила бы. Помимо того, боевая мощь Красной армии после репрессий крайне низко оценивалась на Западе, причем как Германией, так и англо-французской коалицией, что исключает возможность столь высокой оценки значимости имиджа СССР в глазах западных государств.
Против германского авторства говорит также и то, что в этом случае они не сообщили бы заведомо анахроничную к ноябрю 1939 года информацию женевскому корреспонденту Гавас, а в тексте такой «инспирированной» стенограммы давались бы, как включенные в сферу влияния СССР, все три прибалтийские государства, и Польша лишь до Белостока, а не до предместий Варшавы.
Из этого может следовать, что материал попал в «Гавас» со значительным временным лагом, чем и объясняется его анахронистичность. Это делает более вероятным советское происхождение информации сообщения: в случае, если бы она шла из Германии, такой лаг (серьёзно снижающий, в глазах неосведомленного читателя достоверность сообщения) был бы малообъясним.
Сообщение агентства «Гавас» от 28 ноября 1939 года.