55°43′59.18″ с. ш. 36°50′24.74″ в. д. / 55.733108° с. ш. 36.840208° в. д. ^{(G) (O) (Я)}55.733108, 36.840208

Успенский собор на Городке — белокаменный четырёхстолпный одноглавый храм, памятник раннемосковского зодчества. Построен на рубеже XIV и XV веков. Внутри собора сохранились росписи начала XV века, приписываемые Андрею Рублёву и Даниилу Чёрному.

История храма

Собор Успения Пресвятой Богородицы был выстроен в древней части Звенигорода, на так называемом Городке - крепости, обнесенной валами, частично сохранившимися и до наших дней. Заказчиком строительства был звенигородский князь Юрий Дмитриевич, младший брат московского князя Василия I^[1]. Строителями собора были московские мастера, незадолго до этого построившие в Москве придворную церковь Рождества Богоматери^[2].

Звонница собора была построена в начале XIX века. В том же столетии был упразднен существовавший первоначально в дьяконнике придел в честь великомученика Георгия.

Собор был закрыт в 1930-х, вновь открыт в 1946 году. С конца 1990-х является подворьем Саввино-Сторожевского монастыря^[3].

Архитектура

Успенский собор - первый из четырёх полностью сохранившихся белокаменных московских храмов конца XIV - первой четверти XV века: собора Рождества Богородицы Саввино-Сторожевского монастыря (так же построенного по заказу князя Юрия Звенигородского), Троицкого собора Троице-Сергиевой Лавры и собора Нерукотворного образа Спасителя Спасо-Андроникова монастыря в Москве.

Архитектура Успенского собора, как и других московских построек того времени, была сознательно ориентирована на зодчество Владимиро-Суздальского княжества XII - первой трети XIII века. Вместе с тем, московские постройки имеют ряд характерных отличий от своих домонгольских прототипов. Успенский собор - это небольшой крестово-купольный четырёхстолпный храм, увенчанный одним куполом. С восточной стороны храм имеет три алтарные апсиды, западный, южный и северный фасады храма имеют традиционное деление на три вертикальных прясла, завершенных закомарами. Вертикальные членения фасадов выполнены в форме лопаток с примыкающими к ним тонкими полуколонками, завершенными изящными резными "сноповидными" капителями. Такими же полуколонками разделены и алтарные апсиды, а их стены декорированы тонкими вертикальными тягами. Широкая тройная лента резного растительного орнамента, сменившего аркатурно-колончатый пояс домонгольских построек, делит фасады храма по горизонтали. Верхнюю часть алтарных апсид и барабана купола украшает двойная лента из такой же каменной резьбы. В центральных пряслах фасадов располагаются обрамленные арками на колоннах перспективные порталы. Первоначальные узкие и вытянутые по вертикали окна (сохранились только в верхних боковых частях фасадов и посередине центральной апсиды) так же имели тонкое обрамление. Кровля храма первоначально имела позакомарное покрытие. Помимо закомар, завершающих каждое из прясел, ступенчатый верх собора был усложнен четырьмя угловыми закомарами и поясом декоративных кокошников в основании барабана купола. В отличие от владимиро-суздальского зодчества формы закомар и кокошников, а также окон и порталов были килевидными, что являлось важнейшей чертой всей московской архитектуры XIV - XV вв. В настоящее время кровля собора, как и формы оконных проемов искажены поздними ремонтами.

Храм поставлен на высокий подклет. Легкое сужение всех его форм кверху подчеркивает стройность здания. Его высота и устремленность вверх подчеркнуты так же ступенчато-повышенной конструкцией сводов, выраженной снаруже через усложненную форму кровли. Особенностью внутренней конструкции собора является смещение пары восточных столбов к алтарным апсидам, что позволило расширить центральное подкупольное пространство. Из-за этого внешние членения фасадов здания не соответствуют внутренним. Подобный же архитектурный прием был использован и в соборе Троице-Сергиевого монастыря. Однако здесь он выполнен более деликатно, благодаря чему композиция здания не утрачивает гармонии и зрительного равновесия. Данью домонгольской традиции являются расположенные в западной части интерьера хоры, отсутствующие в последующих московских храмах.

Изящество пропорций и красота богатого декоративного убранства выделяют храм из числа других соборов того же времени^[4].

Фрески и иконы

Сразу же после постройки Успенский собор был расписан фресками, создатели которых так же по-видимому происходили из московской придворной среды. Росписи сохранились лишь отдельными фрагментами, раскрытыми в 1918 году экспедицией Комиссии по сохранению и раскрытию древнерусской живописи под руководством Н.Д. Протасова в составе художника-реставратора Г.О. Чирикова, столяра П.П. Кодичева и фотографа О.Н. Крашенинникова. В том же году, в отсчете, составленном И. Э. Грабарем было высказано и первое предположение об авторстве фресок: «...краски дают богатую гамму тонов, которая, в связи с общим характером рисунка и типов ликов, заставляет говорить о руке мастера рублевской школы»^[5].

Раскрытые фрагменты первоначальной живописи располагаются в барабане купола, в алтаре, на восточных столбах-пилонах и северной стене храма, в северо-западном углу хор. Остальные сохранившиеся росписи храма были выполнены в 30-х гг. XIX века^[5].

В барабане купола были представлены в два яруса праотцы, а ниже поясные фигуры пророков, из которых сохранилось изображение пророка Даниила. Уже эти фрагменты росписи дают представление об особом стиле раннего XV века, сочетающего в себе мощь крупных, представленных в движении фигур и нежные, прозрачные краски, легкость драпировок и изящество тонких кистей рук и ступней ног.

Небольшой фрагмент фрески на северной стене храма, закрытый после реставрации боковым крылом иконостаса, был определен В.В. Филатовым как часть большой сцены Успения Богоматери^[5].

Полнее всего сохранились росписи восточных столбов-пилонов, закрытые ранее высоким иконостасом и поэтому не тронутые при позднейших ремонтах храма. На их широких плоскостях, обращенных на запад к молящимся в храме, представлены три регистра изображений. В верхнем регистре изображены два медальона с полуфигурами свв. мучеников и целителей Флора и Лавра. Их изображения на предалтарных столпах встречаются ещё в домонгольских древнерусских храмах, к примеру, в соборе Антониева монастыря в Новгороде. Святые Флор и Лавр показаны здесь не только как целители тела, но и как исцелители человеческих душ. Ниже расположены высокие Голгофские кресты. Возможно, что эти композиции были закрыты иконами праздничного и деисусного чинов иконостаса.

В нижнем ярусе представлены две сцены. Слева, на северном столпе изображено дарование ангелом монашеского устава преподобному Пахомию, а справа на южном столпе беседа преподобного Варлаама с его учеником индийским царевичем Иоасафом. Оба этих сюжета представляют собой исключительное явление. Они показывают с каким вниманием строители храма и их современники относились к теме монашеского подвига. Если повышенный интерес к проповеди идеалов монашества был характерен для древнерусской культуры и раньше, то расположение подобных сюжетов вблизи алтаря на самом видном месте в храме было чем-то особенным. Это тем более необычно, что Успенский собор был построен как городской княжеский, а не монастырский храм. Сцена с преподобным Пахомием передает предание о божественном происхождении общежительного монашеского устава, дарованного Пахомию ангелом, который изображен здесь в монашеских одеждах, поучающим преподобного. В сцене беседы преподобного Варлаама с царевичем Иоасафом, обращенным им в христианство, так же звучит мотив духовного наставничества. На развернутом свитке в руке Варлаама написан текст его поучения: "Поведаю тебе, чадо, о бисере бесценном, которым является Христос..." Этот сюжет напоминает собой взаимоотношения самого Юрия Звенигородского и его духовного отца преподобного Саввы Сторожевского.

Обе сцены фактически представляют собой фресковые иконы, входившие в местный ряд иконостаса вместе с другими образами, написанными на досках. Они были исполнены, по-видимому, двумя разными мастерами. Во фресках пилонов ярко проявляются характерные черты московской живописи XV века: узкие фигуры с небольшими головами и маленькими конечностями, изящные, струящиеся линии, в особенности красивые силуэты полуфигур мучеников, похожие на перевернутые чаши. Драпировки кажутся наполненными воздухом и не прилегающими плотно к телам. Рельеф кажется округлым, словно выточенным. Особый тип ликов с как бы припухшими бровями и готовыми закрыться глазами создает особое состояние сосредоточенности и тишины. То же состояние отражено и в композиции нижних сцен, передающих тихую, мирную беседу наставников и учеников. Спокойные, неспешные жесты показывают согласие и принятие учения, на божественность которого указывает поднятая вверх рука ангела^[6].

Звенигородский чин

Основная статья Звенигородский чин

С Успенским собором связаны одни из самых знаменитых древнерусских икон, приписываемых кисти Андрея Рублева. В 1918 году вместе с проведением реставрации настенной живописи собора здесь были найдены три иконы, входившие некогда в состав поясного деисусного чина: Спас Вседержитель, Архангел Михаил, Апостол Павел. В настоящее время они хранятся в собрании Третьяковской галереи. Первоначально деисусный чин должен был состоять из семи или даже девяти икон. Обстоятельства, при которых иконы были найдены, остаются до конца неизвестными^[5]. Существуют серьёзные сомнения в том, что первоначально иконы были созданы именно для этого храма, при котором были найдены ^[7]. В настоящее время в соборе хранится ещё одна икона с поздним изображением Иоанна Предтечи, когда-то также относившаяся к Звенигородскому чину^[8].

Живопись икон Звенигородского чина принадлежит к высочайшим шедеврам не только русской, но и мировой иконописи. Из всех русских произведений раннего XV века именно эти иконы наиболее близки лучшим византийским образцам, обладая так же и некоторыми специфически русскими чертами. К византийским чертам икон можно отнести их особую идеальность, эллинистическую гармонию, а также пластичность форм, не лишенных при этом легкости, пространственные развороты фигур. Особенности, указывающие на их русское происхождение, заключаются в повышенной роли выразительного силуэта, чистоте и звучности цвета и особой эмоциональной открытости и сердечности образов.

Стиль икон перекликается с другими произведениями круга Андрея Рублева, а экстраординарное качество центральной иконы чина позволяет приписать её работе самого прославленного мастера^[9].

Примечания