Расстрел царской семьи

Ещё в апреле 1918 года Екатеринбург представлялся большевикам безопасным городом, удалённым и от германского фронта, и от зарождавшейся на Дону белогвардейской Добровольческой Армии. С мятежом Чехословацкого корпуса к июлю картина резко изменилась: чехи заняли Самару и Омск.

Роль Троцкого

Ещё в июне Троцкий Л. Д., по его словам, предлагал Политбюро всё-таки организовать показательный процесс над свергнутым царём, причём самого Троцкого больше всего интересовало широкое пропагандистское освещение этого процесса. Однако предложение не встретило большого энтузиазма, так как все большевистские лидеры, включая и самого Троцкого, были слишком загружены текущими делами. С восстанием чехов физическое выживание большевизма оказалось под вопросом, и организовать в подобных условиях суд над царём было бы затруднительно. Участник расстрела Медведев (Кудрин) М. А. описывает, что большевики опасались, что при попытке эвакуировать царскую семью она будет похищена белогвардейцами по дороге:

…плохо вооружённые добровольческие отряды Красной Армии отступают, и дня через три, максимум через пять, Екатеринбург падет… Каждый понимал, что эвакуировать царскую семью из города не только что в Москву, но и просто на Север означает дать монархистам давно желанную возможность для похищения царя. Дом Ипатьева представлял до известной степени укрепленную точку: два высоких деревянных забора вокруг, система постов наружной и внутренней охраны из рабочих, пулеметы. Конечно, такой надежной охраны мы не могли бы обеспечить движущемуся автомобилю или экипажу, тем более за чертой города.

Решение о ликвидации, судя по всему, было принято в первых числах июля. В советской историографии утверждается, что решение было принято единолично Уральским Советом без согласования с Москвой, часть современных исследователей считают, что решение принималось Лениным либо Троцким. Сам Троцкий утверждает, что решение всё-таки принималось Лениным и Свердловым:

В разговоре со Свердловым я спросил мимоходом: «Да, а где царь?» — «Кончен, — ответил он, — расстрелян». — «А семья где?» — «И семья с ним». — «Все?» — спросил я, по-видимому, с оттенком удивления. «Все! — ответил Свердлов. — А что?» Он ждал моей реакции. Я ничего не ответил. «А кто решал?» — спросил я. — «Мы здесь решали. Ильич считал, что нельзя оставлять им живого знамени, особенно в наших условиях…» Больше я никаких вопросов не задавал, поставил на деле крест.

По другим источникам, Троцкий, согласно протоколу заседания Совнаркома № 159, присутствовал 18 июля на объявлении Свердловым о расстреле^[2]. По некоторым источникам он, как наркомвоенмор, 18 июля находился на фронте под Казанью. Вместе с тем сам Троцкий в своей работе «Моя жизнь» пишет, что выехал в Свияжск только 7 августа. Следует отметить и то, что указанное высказывание Троцкого относится уже к 1934 году, когда ни Ленина, ни Свердлова уже не было в живых. Действительно ли Троцкий не знал о расстреле царя, остаётся неясным; возможно, его фамилия была внесена в протокол заседания Совнаркома по ошибке, автоматически^[3].

Замена коменданта с Авдеева на Юровского

4 июля 1918 года охрана царской семьи была передана Советом председателю Екатеринбургской ЧК Юровскому Я. М. Став комендантом «Дома особого назначения», Юровский назначил своим помощником Никулина Г. П. Старый комендант Авдеев и его помощник Мошкин были смещены, Мошкин (и, по некоторым источникам, также и Авдеев^[4]) посажен в тюрьму за воровство^[5]. По данным, которые приводит член белогвардейской следственной команды Р. Вильтон, основным поводом для смещения Авдеева стала кража у царской семьи золотого крестика.

Современники Юровского, в том числе его же собственные родственники, опрошенные колчаковским следователем Соколовым, описывают его, как тяжёлого и жестокого человека, однако одним из первых его действий после назначения комендантом дома стало жёсткое пресечение массовых краж царского имущества, сильно распространившихся после переезда в Екатеринбург. В результате содержание Романовых на какое-то время даже улучшилось, так как ранее охрана разворовывала часть продуктов, которое царской семье пересылали из Новотихвинского монастыря. Юровский даже вернул Николаю украденные у него охраной часы. Юровский изымает у Романовых драгоценности (кроме спрятанных ими в одежде), и на следующий день возвращает их в ящике, который просит проверить, затем опечатывает, и оставляет Романовым на хранение. В своём дневнике в записи от 23 июня Николай записывает: «Вчера комендант Ю[ровский] принес ящичек со всеми взятыми драгоценностями, просил проверить содержимое и при нас запечатал его, оставив у нас на хранение. Погода стала прохладнее, и в спальне легче дышалось. Ю[ровский] и его помощник начинают понимать, какого рода люди окружали и охраняли нас, обворовывая нас. Не говоря об имуществе — они даже удерживали себе большую часть из приносимых припасов из женского монас­тыря. Только теперь, после новой перемены, мы узнали об этом, потому что всё количество провизии стало попадать на кухню.»^[6]. С другой стороны, опрошенные Соколовым монахини показали, что Юровский запрещал им приносить часть продуктов. Вместе с тем, Николай выражает раздражение бесцеремонностью Юровского, записав, что «наша жизнь нисколько не изменилась при Юровском», и «этот тип нам нравится всё менее»^[6]. Сам Юровский тоже высказывается о Николае без особой симпатии, называя его «дурак», «захудалый офицеришка, пропойца», «Всякий увидев его, не зная, кем он был, никто бы не сказал, что этот человек был много лет царем такой огромной страны»^[4]. При первой встрече с Юровским царь принимает его за врача, так как тот посоветовал врачу Деревенько наложить на ногу наследника гипсовую повязку^[7]; Юровский в 1914 году был мобилизован, и служил фельдшером. Дитерихс описывает эту сцену в другом стиле: якобы Юровский никаких медицинских советов не давал, а «грубо хватал наследника за ногу».

Ричард Пайпс высказывает предположение, что жёсткая борьба Юровского с воровством была вызвана сугубо прагматическими соображениями, а не заботой о царе: разложившаяся ворующая охрана могла быть подкуплена монархистами, явно планировавшими выкрасть царя. Отзывы как Юровского, так и белогвардейского следователя Соколова о предыдущем коменданте дома Авдееве негативные. Соколов цитирует свидетеля Чемодурова, входившего в остатки царской свиты, и заявившего о том, что «Один из производивших обыск выхватил ридикюль из рук Государыни и вызвал замечание Государя: „До сих пор я имел дело с честными и порядочными людьми“». Бывший начальник царской охраны Кобылинский отметил, что "Ставилась на стол миска; ложек, ножей, вилок не хватало; участвовали в обеде и красноармейцы; придет какой-нибудь и лезет в миску: «Ну, с вас довольно». Княжны спали на полу, так как кроватей у них не было. Устраивалась перекличка. Когда Княжны шли в уборную, красноармейцы, якобы для караула, шли за ними… ". Свидетель Якимов отмечает, что караульные демонстративно пели песни, «которые, конечно, не были приятны для царя»: «Дружно, товарищи, в ногу», «Отречёмся от старого мира», и т. д. С другой стороны, Юровский обвиняет Авдеева в «разложении, пьянстве, воровстве», «кругом настроение полной распущенности и расхлябанности», «Авдеев обращаясь к Николаю, называет его — Николай Александрович. Тот ему предлагает папиросу, Авдеев берет, оба закуривают и это сразу показало мне установившуюся „простоту нравов“»^[4]. Соколов описывает Авдеева: «глубоко невежственный, пьяница и вор», а его караульных — «распропагандированные отбросы из среды русского народа». По другим показаниям свидетелей, караульные Авдеева также оскорбляли великих княжон, демонстративно щёлкая затворами, когда те проходили мимо, и задавая вопросы на тему, как они «сожительствовали» с Распутиным.

По воспоминаниям Медведева (Кудрина) за несколько дней до расстрела большевики пошли на провокацию, отправив арестованным письмо по-французски якобы от белогвардейцев, собиравшихся их выкрасть. Письмо было подписано анонимным «русским офицером», автором французского перевода являлся Войков, начисто письмо написал Родзинский, так как у него был лучший почерк. После того, как Романовы две ночи подряд ложились спать, не раздеваясь, большевики окончательно убедились, что они готовы к побегу в любой момент.

1/14 июля Юровский по просьбе арестованных вызывает священника Сторожева для того, чтобы отслужить обедницу^[8], причём у священника возникло непонимание, какая служба имеется в виду — обедня или обедница. В некоторых источниках утверждается, что Юровский после молитвы перекрестился (он был выкрестом), и сказал, что «ну вот, помолились, и от души отлегло». В материалах Соколова такого не упоминается. В своих воспоминаниях Юровский с удовлетворением отмечает, что «декрет о свободе вероисповеданий был соблюдён».

Большинство современных исследователей сходятся на том, что для большевиков имели место две «репетиции» расстрела царской семьи — ликвидация несостоявшегося преемника Николая, великого князя Михаила Александровича, произошедшая в июне 1918 года в Перми, и особенно ликвидация восьми членов бывшей императорской фамилии и их приближённых в Алапаевске (см. Алапаевские мученики. Алапаевские события имели схожий почерк с екатеринбургскими: и там, и там жертвы были сброшены в заброшенную шахту. Вместе с тем алапаевская ликвидация носила гораздо более зверский характер, чем екатеринбургская: на момент сбрасывания в шахту часть жертв были ещё живы, и в течение нескольких дней умирали от голода и ран.

Вопрос о согласовании расстрела Москвой

Сам Юровский в своих воспоминаниях утверждал, что решение о ликвидации было принято всё-таки Москвой, и получено Екатеринбургом 16 июля через Пермь. Известно о том, что незадолго до расстрела по инициативе председателя Уралоблсовета Белобородова член президиума Совета Голощёкин ездил в Москву, где пытался согласовать этот вопрос. Участник расстрела Медведев (Кудрин) М. А. в своих воспоминаниях утверждает, что решение, наоборот, было принято Екатеринбургом, и было согласовано Москвой уже задним числом, 18 июля^[9], а во время поездки Голощёкина в Москву Ленин не согласовал расстрел, потребовав везти Николая в Москву на суд. Вместе с тем Юровский и Медведев (Кудрин) отмечают, что Уралоблсовет находился под мощным давлением как озлобленных революционных рабочих, требовавших немедленно расстрелять Николая, так и фанатичных левых эсеров и анархистов, начавших обвинять большевиков в непоследовательности^[9]. Войков П. Л. утверждал, что решение было принято Москвой, но только под упорным давлением Екатеринбурга; по мнению Войкова, Москва собиралась «уступить Романовых Германии», «…особенно надеялись на возможность выторговать уменьшение контрибуции в триста миллионов рублей золотом, наложенной на Россию по Брестскому договору. Эта контрибуция являлась одним из самых неприятных пунктов Брестского договора, и Москва очень желала бы этот пункт изменить»^[10].

В целом, вопрос, был или нет расстрел согласован с Москвой, до сих пор остаётся дискуссионным. Достоверно известно лишь, что в Москве обсуждался (но, видимо, так и не был решён) вопрос об организации над царём суда по образцу английской и французской революций, а Уралоблсовет настаивал на немедленном расстреле. Ричард Пайпс считает, что вопрос всё-таки был согласован Москвой, и указывает на то, что сообщение о расстреле было опубликовано в Москве даже раньше, чем в Екатеринбурге. На то же соображение напирает и член белогвардейской следственной команды Р. Вильтон.

Слухи о том, что Николай расстрелян, появляются в Москве уже в конце июня, когда он ещё был жив. Москва отправляет в Екатеринбург для инспекции командующего фронтом, латыша Берзина Р. И., который, посетив дом Ипатьева 21 июня/6 июля, сообщает, что «Все сведения об убийстве Николая Романова — провокация»^[11][12]. Сам Николай в своём дневнике, в записи от 10 июня 1918 года сообщает о прибытии «каких-то субъектов», и на следующий день запись о том, что они «оказались комиссарами из Петрограда».

Состав расстрельной команды

Новый состав охраны, назначенный Юровским, по данным бывшего австрийского военнопленного Мейера И. П., якобы состоял из венгерских военнопленных, с которыми Юровский общался по-немецки. Большинством современных исследователей список Мейера считается подложным: он впервые опубликован уже в 1956 году, датирован почему-то следующим днём после расстрела, и содержит ряд ошибок, например имеет штамп несуществовавшего на 18 июля 1-го Камышловского полка^[13]. Скорее всего, список Мейера составлен задним числом, после 10 августа, когда этот полк был сформирован. Кроме того, в списке Мейера имеется фальшивая подпись Голощёкина, который в тексте назван, как «Голочекин»^[14].

Существует ещё один параллельный список расстрельной команды, приписываемый тобольскому большевику, перевозившему в Екатеринбург оставшихся царских детей, латышу Свикке Я. М. (Родионову), и состоящий практически целиком из латышей^[13]. Скорее всего, этот список сфабрикован лично Свикке с целью приписать себе «заслугу» расстрела. В 1964 году Свикке утверждал, что якобы именно он, а не Юровский, руководил расстрелом, и получил приказ лично от Ленина^[15].

Уже с 15 июля Юровский начинает поиск места, где можно было бы закопать тела. В ночь с 16 на 17 июля расстрельная команда под началом Юровского ликвидирует царскую семью. По одним источникам, команда состояла из венгров, по другим — из шести венгров и четырёх русских или в основном из русских, не считая Юровского, и одного или двух латышей либо венгров^[13]. Сохранились воспоминания непосредственных участников событий Юровского Я. М., Медведева (Кудрина) М. А., Никулина Г. П., Ермакова П. З., также Стрекотина А. А. (во время расстрела, по всей видимости, обеспечивал внешнюю охрану дома), Нетребина В. Н., Быкова П. М. (по всей видимости, лично в расстреле не участвовал^[16]), Родзинского И. (лично в расстреле не участвовал, участвовал в уничтожении трупов), Кабанова М., Войкова П. Л., Сухорукова Г. И. (участвовал только в уничтожении трупов), председателя Уралоблсовета Белобородова А. Г. (лично в расстреле не участвовал)^[16]

Многие участники событий имели свои личные претензии к царю: Медведев (Кудрин) М. А., по своим воспоминаниям, при царе сидел в тюрьме, Войков П. Л. участвовал в революционном терроре в 1907 году, Ермаков П. З. за участие в экспроприациях и убийство провокатора был сослан, у Юровского был сослан по обвинению в воровстве его отец. В своей автобиографии Юровский утверждает, что и он сам в 1912 году был выслан из Екатеринодара в Екатеринбург с запретом селиться «в 64 пунктах России и Сибири» за ведение революционной агитации. Кроме того, среди большевистских деятелей Екатеринбурга был Сергей Мрачковский, который вообще родился в тюрьме, куда была заключена его мать за революционную деятельность^[17]. Произнесённая Мрачковским фраза «по милости царизма я родился в тюрьме»^[18] впоследствии была ошибочно приписана Юровскому колчаковским следователем Соколовым^[5]. Мрачковский во время событий занимался тем, что отбирал охрану Дома Ипатьева из числа рабочих Сысертского завода^[18]. Председатель Уралоблсовета Белобородов А. Г. до революции сидел в тюрьме за выпуск прокламации. Белогвардейский следователь Соколов приписывает ему также кражу 30 тысяч рублей. Роль Белобородова в событиях сводится к тому, что он утвердил постановление Уралоблсовета о расстреле, по своей инициативе отправил Голощёкина в Москву на согласование, и сменил коменданта с Авдеева на Юровского.

Отсылка Седнёва

Юровский, как утверждает Медведев^[9], предположительно по своей инициативе предлагает отослать из «Дома особого назначения» находившегося в царской свите поварёнка Леонида Седнёва, под предлогом встречи с якобы приехавшим в Екатеринбург дядей. На самом же деле дядя Леонида Седнёва, лакей великих княжон Иван Дмитриевич Седнёв ещё с 13 мая сидел под арестом за то, что протестовал против разворовывания вещей караульными Авдеева, и 19 июля был расстрелян.

Сам же Юровский утверждает, что он получил приказ отпустить поварёнка от Голощёкина^[4]. Войков П. Л. приписывает инициативу отсылки поварёнка себе, кроме того, заявляет, что Ленин настаивал на том, чтобы оставить в живых наследника, заявив, что «Великая французская революция казнила короля и королеву, но не тронула дофина».^[10] Дальнейшая судьба Леонида Седнёва неизвестна, скорее всего, он погиб в 1941 году во время боёв под Москвой.

Оставшихся членов свиты решено ликвидировать вместе с царской семьёй, так как они «заявили, что желают разделить участь монарха. Пусть и разделяют»^[9]. Таким образом назначено к ликвидации четыре человека: лейб-медик Боткин Е. С., камер-лакей Трупп А. Е., повар Харитонов И. М., и горничная Демидова А. С.

Другими членами свиты, кому удалось спастись, является камердинер Чемодуров Т. А., во время эвакуации Екатеринбурга в суматохе забытый большевиками в тюрьме, и освобождённый чехами 25 июля, и камердинер Волков А. А., который был вывезен в Пермь, и сбежал с места расстрела.

Расстрел

После этого Юровский предлагает ликвидировать арестованных, заколов их во сне кинжалами, но выясняется, что они не ложатся спать, встревоженные уводом Седнева. Тогда Юровский предлагает перевести арестованных в полуподвал под предлогом обеспечения безопасности, так как на дом якобы могут напасть анархисты. На самом деле незадолго до этого большевики уже разгромили екатеринбургский штаб анархистов, и обезвредили отряды анархиста Жебенева П. И.

После того, как арестованные всё-таки легли спать, Юровский будит врача Боткина, и предлагает ему разбудить остальных, и перейти вниз. В полуподвале не оказалось стульев, после чего по требованию Александры Фёдоровны они были принесены, арестованные выстроены в два ряда. Наследника царь держал на руках. Юровский зачитал резолюцию о расстреле, и расстрельная команда немедленно открыла огонь, причём царь успел только спросить: «Что?». Другие источники изображают последние слова Николая, как «А?» или «Как, как? Перечитайте».

Юровский лично добил наследника двумя (по другим данным — тремя) выстрелами в голову. В расстреле также принимают участие помощник Юровского Никулин Г. П., также Ермаков П. З. и Медведев (Кудрин) М. А., и другие. По воспоминаниям Юровского и Медведева, лично в Николая стреляли Юровский, Ермаков и Медведев. Кроме того, Ермаков и Медведев добивают великих княжон Татьяну и Анастасию. «Честь» ликвидации именно Николая фактически оспаривают друг у друга четыре человека: Юровский, Медведев (Кудрин) М. А. (не путать с другим участником событий Медведевым П. С.), Ермаков и Хохряков, наиболее вероятными представляются Юровский и Медведев (Кудрин), в самом Екатеринбурге во время событий считалось, что царя расстрелял Ермаков. Показательно, что Медведев (Кудрин) М. А. в своих воспоминаниях утверждает, что Николай «упал с моего пятого выстрела», а Юровский — что обнаружил на Николае только одно пулевое отверствие.

Колчаковский следователь Соколов Н. А. считал наиболее вероятными Юровского и Никулина. Советский исследователь Марк Касвинов в своей книге «23 ступени вниз» (1973 год) фактически приписывает руководство расстрелом не Юровскому, а Ермакову^[19]. Сам Ермаков в своих воспоминаниях описывает свою роль в расстреле так (орфография сохранена)^[20]:

…мне сказали, на твою долю выпало счастье разстрелять и схаронить…
Поручение я принял и сказал, что будет выполнено точно, подготовил место куды вести и как скрыть учитывая все абстоятельства важности политического момента. Когда я доложил Белобородову, что могу выполнить, то он сказал, сделать так чтобы были все разстреляны, мы это решили, дальше я в расуждения невступал, стал выполнят так, как это нужно было…
…Кагда было все порядке, тогда я коменданту дома в кабинети дал постановление облостного исполнительного Комитета Юровскому, то он усомнился, по чему всех, но я ему сказал нада всех и разговаривать нам свами долго нечего, время мало, пора приступать….
…я себе взял самого Никалая, Александру, доч, Алексея, потому что у меня был маузер, им можно верна работат, астальные были наганы. После спуска, внижний этаж мы немного обождали, потом комендант пред дожил всем встать все встали, но Алексей сидел на стуле, тогда стал читать приговор постановления, где говорилос по постоновлению исполнительного Комитета растрелять.
Тогда у Николая вырвалас фраза: как нас никуда не повезут, ждать дальше было незя, я дал выстрел внего упор, он упал сразу, но и остальные также, в это время поднялся между ними плач, один другому брасалис на шею затем дали несколько выстрелов, и все упали.

Как видно, Ермаков противоречит всем остальным участникам расстрела, полностью приписав себе всё руководство расстрелом, и ликвидацию Николая лично. По некоторым источникам, в момент расстрела Ермаков был пьян, и вооружился в общей сложности тремя (по другим данным, даже четырьмя) пистолетами. Соколов считает, что Ермаков активно в расстреле не участвовал, руководил уничтожением трупов.

После расстрела Юровский жёстко пресекает несколько попыток разворовать обнаруженные на расстрелянных вещи; сначала такие попытки предпринимает расстрельная команда, затем похоронная. По воспоминаниям Юровского, похоронная команда выразила возмущение тем, что ей привезли «неживых», и надеялась, что она примет участие в расстреле. По данным, которые приводит Ричард Пайпс, похоронная команда самовольно надругалась над телами царицы и царевен, а один из её членов, большевик Василий Леватных, заявил, что он «может теперь умереть спокойно, ведь он трогал царицу за…»^[21].

Реакция на расстрел

19 июля в «Правде» и «Известиях» было опубликовано официальное сообщение:

На первой сессии Центрального исполнительного комитета, избранного Пятым съездом Советов, было зачитано сообщение, полученное по прямому проводу от Уральского областного Совета, о расстреле бывшего царя Николая Романова.

В последние дни Екатеринбургу, столице красного Урала, серьёзно угрожали подступившие к нему банды чехословаков. В то же самое время был раскрыт контрреволюционный заговор, имевший целью с оружием в руках вырвать тирана из рук Совета.

Ввиду этих обстоятельств президиум Уральского областного Совета принял решение расстрелять бывшего царя Николая Романова. Это решение было приведено в исполнение 16 июля.

Жена и сын Романова отправлены в надежное место. Обнаруженные документы, касающиеся заговора, направлены в Москву со специальным курьером.

Недавно было принято решение предать бывшего царя трибуналу, чтобы судить его за преступления перед народом, и только последующие события не позволили осуществить это намерение. Президиум Центрального исполнительного комитета, обсудив обстоятельства, которые заставили Уральский областной Совет принять решение о расстреле Николая Романова, постановил следующее: Всероссийский центральный исполнительный комитет в лице президиума одобряет решение Уральского областного Совета как правомочное.

В распоряжении Центрального исполнительного комитета в настоящее время имеются чрезвычайно важные материалы и документы по делу Николая Романова: его дневники, которые он вел почти до последнего дня; дневники его жены и детей; его корреспонденция, включая письма Григория Распутина Романову и членам его семьи. Все эти материалы будут изучены и опубликованы в ближайшем будущем.

21 июля сообщение было перепечатано «Нью-Йорк Таймс», охарактеризовавшей в некрологе Николая как человека «приятного, но слабого», 22 июля перепечатано в «Таймс» (Лондон).

23 июля германский посол в Москве Рицлер заявил протест по поводу расстрела царя, и заявил об обеспокоенности его страны судьбой «принцесс германской крови», под которыми в Германии понимали царских дочерей. 14 июня 1921 года бывший колчаковский следователь по делу об убийстве царской семьи Соколов Н. А., уже находясь в эмиграции, провёл беседу с Рицлером. Соколов получил от Рицлера документы, из которых в том числе следовало, что германские дипломаты колебались, не причислить ли к «германским прицессам» заодно с царскими дочерьми также и царицу, и, возможно, «распространить представление и на цесаревича».

Современники описывают реакцию городского населения на сообщения о расстреле, как равнодушную, или даже злорадную. По свидетельству бывшего премьер-министра Коковцова В. Н., «известие читалось громко, с усмешками, издевательствами и самыми безжалостными комментариями». По свидетельству британского посла Локкарта, «сообщение было воспринято жителями Москвы с удивительным безразличием».

Реакция крестьянского населения была более сложной; Ричард Пайпс цитирует высказывание крестьянина, наглядно показывающее, какая в деревнях творилась каша в голове:

Мы теперича доподлинно знаем, что помещичью-то землю дал нам царь Николай Александрович, а нонешние энти самые министеры Керенский, да Ленин, да Троцкий, да ещё другие за энто царя сперва сослали в Сибирь, а потом убили, да и наследника убили тоже, чтобы больше царя у нас не было, чтобы они могли всегда сами править народом. Они хотели было не дать землю нам, да наши помешали, когда с фронта пришли в Москву и Петроград. А теперь эти министеры за то, что должны были дать нам землю, и душат нас. Ну, авось не задушат: мы крепкие — выдержим. А опосля мы ли, старики, или сыны наши, али внуки — все едино — разведаемся со всеми большевиками и их министерами. Ничего, придет наше время!

Проходивший в это время Поместный собор Русской православной церкви постановил отслужить панихиду «об упокоении бывшего императора», причём постановление было принято голосованием, из 143 присутствующих против панихиды высказалось 28 и 3 воздержалось.

Расследование Соколова

Уже 25 июля Екатеринбург был сдан чехам. По воспоминаниям участника событий Родзинского И., который, впрочем, лично в расстреле не участвовал, «обстановка была такая, что мы ещё были в городе, а по городу уже ходили квартирьеры (колчаковские)». Белогвардейцами предпринято ряд попыток расследовать обстоятельства расстрела, среди которых самым полным является расследование Соколова Н. А. Соколов по показаниям свидетеля Якимова А. А. указывает, что расстрельная команда состояла «из пяти русских» (в числе которых указан и Юровский) «и пяти латышей» (в числе которых указан Медведев (Кудрин) М. А.). Медедев Павел лично в расстреле не участвовал, как по данным Соколова, так и по воспоминаниям Юровского.

Кроме того, Соколов обнаружил надпись по-венгерски и частично по-русски «Верхаш Андраш нёс здесь караул 15 июля», и надпись по-немецки «Rudolf Lacher Y. T. K. Jager. Trient», сделанная австрийским военнопленным Рудольфом Лашером, который занимался обслуживанием охраны. Соколов отмечает, что первая надпись сделана за полтора дня до расстрела. Участвовал ли Верхаш Андраш в расстреле лично или нет, неизвестно. Что касается второй надписи, Рудольф Лашер, по мнению Соколова, в расстреле не участвовал, и занимался только обслуживанием, Дитерихс называет Рудольфа Лашера «Адольфом», и приписывает ему участие в расстреле.

Кроме того, Соколов обнаружил надпись по-немецки, представлявшую собой искажённую строфу Гейне, «в эту самую ночь Валтасар был убит своими холопами» (в стихотворном переводе известна, как «В ту ночь, едва взошла заря, Рабы зарезали царя»). Дитерихс указывает, что строфа якобы написана на «еврейско-немецком жаргоне» (идише), на самом деле написана на немецком, как и все стихи Гейне. Судя по всему, Соколов считает строфу Гейне, в соответствии с философским принципом Бритва Оккама, просто строфой Гейне, Дитерихс приписывает ей какой-то тайный смысл. Соколов упоминает написание имени Валтасар в оригинальном написании Гейне — «Belsazar»; Вильтон приписывает написание «Belsatzar», что составляет, по его выражению, «каламбур» со словом «царь». В действительности, слово «Валтасар» написано неразборчиво.

Среди прочих надписей обнаружены оскорбительные стихи, оставленные караульными Авдеева, и в книге Соколова сухо обозначенные, как «порнографические»: «Царя русского Николу за … сдёрнули с престолу», «По всей по деревне погасли огни, Сашка с Гришкой спать полегли» и т. д.

Дитерихс считает, что строфа Гейне была якобы была написана неизвестным «раввином», который якобы прибыл из Москвы, так как «остальные на это по своему уровню умственного развития на это были неспособны». Действительно, все лица, об участии которых в охране и расстреле известно достоверно — Медведев (Кудрин) М. А., Медведев П. С., Никулин Г. П., Ермаков П. З. и другие, — все были необразованными людьми, и иностранных языков не знали. Юровский, видимо, немецкий язык знал, но также был необразован; неизвестно, знал ли он наизусть какие-либо немецкие стихи. Израильский исследователь Михаил Хайфец считает автором надписи австрийского военнопленного Рудольфа Лашера. Сам Юровский считал, что надпись сделана самими же белогвардейцами после падения Екатеринбурга. На самом деле, действительно, дом Ипатьева в течение нескольких дней никак не охранялся. Образовательный уровень белогвардейских офицеров, видимо, был достаточным для такой надписи.

Очередная теория заговора представляет указанного неизвестного «с чёрной, как смоль бородой» начальником «запасной» расстрельной команды Лисицыным А. Е. (Мёбиусом), предположительно прибывшем из Москвы.

Расследование Соколова не ограничилось одним только расстрелом царя. Кроме него, Соколов попытался расследовать деятельность Григория Распутина, которого, по всей видимости, считал германским агентом; также Соколов цитирует аналогичные заявления Керенского и князя Юсупова^[22].

В ходе следствия белогвардейцы задержали ряд причастных лиц, причём в 1919 в Омске был расстрелян даже шофёр Самохвалов Парфений Титович (Соколов упоминает, как «Самохвалов Парфений Титов»), привезший царя с Екатеринбургского железнодорожного вокзала, а к ответственности за соучастие в убийстве был привлечён даже охранник, отмывавший полы от крови.

Воспоминания Юровского

В своих воспоминаниях Юровский описывает обстоятельства расстрела очень сухо, только с нескрываемой досадой говоря о разнообразных накладках технического характера^[4]. Комната оказалась слишком маленькой для всех арестованных и расстрельной команды. Во-первых, стрельба по арестованным быстро стала беспорядочной, часть команды стреляли, в нарушение приказа, ни из самой комнаты, а через порог, причём один из стрелявших был легко ранен рикошетом. Во-вторых, расстрел женщин неожиданно для Юровского оказался затруднён; как он выяснил уже после ликвидации, все они зашили в свои корсеты драгоценности и золото, так что они сработали, как панцирь. В-третьих, во время сжигания снятой с расстрелянных одежды часть спрятанных драгоценностей найдены были не сразу, и уже потом были обнаружены местным населением.

В-четвёртых, Юровский и Медведев с досадой описывают накладки во время своих попыток избавиться от трупов. Первоначально трупы побросали в шахту около деревни Коптяки, о чём сразу стало известно местному населению. При перевозке их на другое место машина сломалась на дороге, и тела были захоронены в яме в первом попавшемся месте у дороги: «…трупы совершенно голые побросали в шахту…Вода-то чуть покрыла тела, что тут делать? Надумали взорвать шахты бомбами, чтобы завалить. Но из этого, разумеется, ничего не вышло…было ясно, что трупы надо извлекать из шахты и куда-то перевозить в другое место, так как, кроме того что и слепой бы их обнаружил, место было провалено, ведь люди-то видели, что что-то здесь творилось». Здесь воспоминания Юровского совпадают с выводами Вильтона о том, что большевики безуспешно пытались подорвать сруб гранатами, а затем запросили серную кислоту для уничтожения трупов. По выводам Соколова, в первую очередь руководил уничтожением трупов Ермаков.

Вместе с тем, Вильтон считает перезахоронение трупов из шахты в болото у дороги фальшивкой, также упоминает об оборудовании большевикам по крайней мере одной предполагаемой фальшивой ямы для запутывания следов.

Различия между работами Соколова, Вильтона и Дитерихса

В окончательном виде выводы колчаковского следователя Соколова Н. А. были опубликованы посмертно в 1925 году. К этому времени часть материалов Соколова со своими комментариями уже изложили другие участники следствия: Дитерихс М. К. в 1922 году и Роберт Вильтон в 1923. Книги Дитерихса и Вильтона разительно отличаются от сухой манеры Соколова; к материалам добавлено много собственных рассуждений, зачастую носящих характер клеветы, особенно у Дитерихса. Так, Дитерихс тиражирует слухи о том, что якобы большевики отрезали головы расстрелянных, и отправили их в Москву. Такие выводы Дитерихс делает из того, что «цепочки расстрелянных имели следы порезов, что, возможно, было нанесено рубящим орудием» (а возможно, и нет), и «не были обнаружены зубы» (также как и сами тела). На самом деле при обнаружении останков Гелием Рябовым в 1979 году тела были найдены вместе с головами. Также Дитерихс и Вильтон бездоказательно утверждают, что присутствовавший «еврей с чёрной, как смоль, бородой» (что явно соответствует описанию Юровского) якобы являлся «раввином, прибывшим из Москвы». Вильтон вслед за Соколовым считает комиссара Яковлева, перевозившего царя из Тобольска в Екатеринбург, германским агентом, имевшим задание вывести Николая из России.

По мнению Дитерихса и Вильтона, царская семья была целиком захоронена в шахте, тела полностью расчленены и уничтожены серной кислотой, а сообщения о их перезахоронении являются ложью. Вместе с тем, в материалах дела Соколова имеются показания завхоза рабочего клуба Верхне-Исетского завода Кухтенкова, 19 июля подслушавшего разговор членов похоронной команды Александра Костоусова, Василия Леватных, Александра Кривова и других, причём Костоусов заметил, что «второй день приходится возиться; вчера хоронили, а сегодня перехоранивали».

После того, как царские останки были всё-таки обнаружены, причём вместе с головами, следующим шагом теории заговора стало объявление этих останков фальшивыми. Когда же истинность останков была подтверждена анализом ДНК, реконструкциями черепов, и заключением следователя Генеральной прокуратуры Соловьёва, следующим логичным шагом стало объявление всех экспертиз также фальшивыми, а причастных лиц — участниками заговора.

Дитерихс и Вильтон приписывают еврейство практически всем членам президиума Уралоблсовета, причём указывает, что член президиума Уралоблсовета Сафаров якобы является евреем, и «прибыл в пломбированном вагоне с Бронштейном и Нахамкисом», хотя на самом деле Троцкий (Бронштейн) прибыл в Россию не в «пломбированном вагоне», а на пароходе через Канаду и Швецию, а Стеклов (Нахамкис) вернулся в Россию ещё в 1914 году. При этом оба автора не смогли приписать еврейство председателю Уралоблсовета Белобородову, вместо этого они предпочли изображать Белобородова безвольной жертвой манипуляций члена президиума Совета Голощёкина Ф. И.. Соколов, Дитерихс и Вильтон считают Голощёкина евреем; на самом деле еврейское происхождение Голощёкина до сих пор точно документально не подтверждено, неизвестно также и его настоящее имя. По всей видимости, «товарищ Филипп» — партийная кличка Голощёкина, помимо него, имеется также до десятка других псевдонимов. Соколов называет Голощёкина именем Шая или Шай, Дитерихс — Исаак, Вильтон — Исай^[23]. Сам Соколов считал Голощёкина евреем на основании показаний двух свидетелей, впрочем, знавших Голощёкина поверхностно; судя по фотографиям, еврейской внешности Голощёкин не имеет. Как отмечает израильский исследователь Михаил Хайфец, в реабилитационном деле КГБ национальность Голощёкина была обозначена, как русский.

Уже в 1980-е — 1990-е годы появляется легенда о том, что якобы Белобородов был евреем по фамилии Вайсбард (буквальный перевод фамилии «Белобородов» на немецкий язык), хотя в материалах Соколова Белобородов упомянут, как русский, что Соколов установил на основании опросов свидетелей. Израильский исследователь Михаил Хейфец указывает, что легенду о якобы еврействе Белобородова первым сочинил, как ни странно, сам же Николай; по воспоминаниям охраны, он «удивился», что председателем Уралоблсовета является русский. Фактически, из всех участников событий полностью достоверным является еврейство только Юровского и второстепенного участника событий Родзинского И. С другой стороны, Юровский в 1905 году в эмиграции в Германии он выкрестился из еврейства, перейдя в лютеранство (что Соколов упоминает, как «изменил вере отцов»). Иерусалимский учёный Бруцкус Б. Д. по этому поводу ехидно заметил, что из нескольких десятков или даже сотен причастных к расстрелу лиц Соколову «удалось найти всего двух евреев, да и то одного с дробью» (намёк на выкрещивание Юровского).

Следователь Генеральной прокуратуры РФ Соловьёв определяет национальность Голощёкина, как еврея, Сафарова, как наполовину армянина, наполовину русского, Белобородова, как русского^[24].

Изложение быта арестованных в книгах Соколова, Дитерихса и Вильтона сильно различается. Соколов сухо описывает грубость караульных и разнообразные эксцессы, отмечая: «…общение с Царем и его семьей что-то пробудило в пьяной душе Авдеева и его товарищей. Это было замечено. Их выгнали». Вильтон также упоминает об грубости, пьянстве и грабежах уже гораздо короче, но с явным сочувствием рассказывает о разложении охраны («…они смягчились под влиянием приближения к Государю и Его Семье…Невероятная кротость и страдальческое смирение Семьи возбуждали у охраны сначала сомнения, потом раскаяние, а затем и жалость. За что Они страдают? Зачем томятся? Так стали думать многие из охраны, не исключая самого Авдеева….Непристойные песни стали слышаться реже, потом стихли…»^[25]). Дитерихс идёт ещё дальше, и вообще отрицает какие-либо эксцессы, хотя они зафиксированы Соколовым с перепроверенных им слов свидетелей.

Общей чертой всех трёх авторов является стремление выстроить чёткую вертикаль предполагаемых руководителей расстрела: председатель ВЦИК Свердлов в Москве — член президиума Уралоблсовета Голощёкин в Екатеринбурге — комендант «Дома особого назначения» Юровский непосредственно на месте. Судя по всему, все трое (Соколов, Вильтон и Дитерихс) считали Ленина и Белобородова русскими, так что их роль в событиях предпочитают игнорировать. В изложении самих большевиков в 1918 году подобная вертикаль, судя по всему, была короче, и имела вид: Белобородов — Ермаков.

Также из книги Соколова можно сделать вывод, что он, в отличие от Дитерихса и Вильтона, в так называемое «ритуальное убийство» не верил. Это обстоятельство, а также явная неприязнь Соколова к Распутину (которого тот, в частности, называет «чудовищем») породили очередную теорию заговора, связанную с расстрелом: что книга Соколова предположительно сфальсифицирована^[26]..

Версия о «каббалистических знаках»

Одной из самых скандальных находок в доме Ипатьева стали якобы «каббалистические знаки», зафиксированные Соколовым во время дополнительного осмотра, и повторенные в книге Вильтона. На первый взгляд, эти «знаки» представляют собой бессмысленные каракули, записанные по диагонали, и состоящие из четырёх бессмысленных символов, отсутствующих во всех известных алфавитах, в том числе русском, латинском, греческом и иврите. Большинство исследователей угадывают в первом символе искажённую греческую букву «лямбда». Соколов никак не комментирует ни эти символы, ни строфу Гейне; судя по всему, в версию о так называемом «ритуальном убийстве» Соколов не верил, в отличие от Дитерхиса и Вильтона.

Исследователь Николай Росс обращает внимание, что во время осмотра дома Ипатьева Наметкиным и Сергеевым «знаки» обнаружены не были, хотя следователи скрупулёзно зафиксировали даже брызги крови, пулевые и штыковые отверстия, след от скользящего штыка. После этих осмотров в доме Ипатьева разместился штаб чешского офицера Радолы Гайды, и «знаки» были зафиксированы уже после этого Соколовым в ходе дополнительного осмотра. По мнению Николая Росса, каракули были сделаны чехами в качестве пробы пера, и в них угадывается слово «руб» (рублей). Вместе со «знаками» Соколов при дополнительном осмотре также обнаружил чётко читаемые надписи «24678 ру. года», «1918 года», «148467878 р.» (видимо, также «рублей»), «87888», причём все надписи, по мнению Соколова, были сделаны одной рукой. По другой версии, «знаки» написаны австрийским военнопленным Рудольфом Лашером в качестве пробы пера. Следователь Генеральной прокуратуры РФ Соловьев В. Н. расценил якобы «расшифровки» этих «знаков» эмигрантом Энелем (Скарятиным), приписавшего «знакам» перевёрнутые и искажённые символы трёх разных языков, как сомнительные^[24]. Кроме того, Энель (Скарятин) «расшифровывает» только «знаки», полностью проигнорировав вышеупомянутые чётко читаемые цифры. Соловьёв также отмечает, что в период с 19 по 25 июля дом Ипатьева никак не охранялся, и стал местом «паломничества» зевак, а в протоколе осмотра Намёткина отмечены следы взлома^[24].

Также следует отметить, что в «расшифровке» Энеля (Скарятина), указано, что «каббалистические знаки» якобы состоят из букв иврита, самаритянского и греческого языков, хотя на самом деле в каббале используется только иврит и арамейский язык^[27][28][29].

Популярная легенда связывает «знаки» в доме Ипатьева с гибелью лидера израильской боевой организации «Лехи» Авраама Штерна (Яир); утверждается, что Штерн был убит 12 февраля 1942 года в Тель-Авиве «во время столкновения враждующих еврейских группировок», и после его смерти якобы оставлена похожая надпись^[30]. Штерн действительно был убит 12 февраля 1942 года в Тель-Авиве, однако не «враждующей еврейской группировкой», а офицером британских мандатных властей^[31] Мортоном^[32], никаких надписей обнаружено не было. По имеющимся данным, британцы привязали Штерна к стулу, и застрелили якобы при попытке к бегству^[33]. Впоследствии «Лехи» попытались отомстить Мортону, безуспешно попытавшись взорвать его машину.

Сообщения о фальшивом судебном процессе в Перми

В материалах дела колчаковского следователя Соколова упоминается о фальшивом судебном процессе над фальшивыми участниками расстрела царской семьи, предположительно организованного большевиками в Перми в сентябре 1918 года. Утверждается, что ревтрибунал под председательством Матвеева привлёк к суду 38 человек, в первую очередь — бывших членов Екатеринбургского совета левых эсеров Яхонтова, Грузинова и Малютина, а также двух женщин, Мария Апраксина и Елизавета Миронова. Из обвиняемых приговорены к расстрелу пять вышеупомянутых, а также девять «красногвардейцев» за грабежи (в газете упоминаются именно «красногвардейцы», хотя на сентябрь 1918 года Красная Гвардия уже была включена в состав РККА).

Указанное сообщение взято Соколовым из эмигрантской газеты «Шанхайская жизнь», купленной им в Шанхае в 1920 году, и, в свою очередь, ссылавшейся на неуказанный номер «Правды»^[34][35]. Вильтон и Дитерихс также повторяют это сообщение, со ссылкой уже прямо на «Правду». В книге Вильтона указано, что суд состоялся не в 1918, а 1919 году, и к нему было привлечено не 38 человек, а 28^[36]. Кроме того, Вильтон приписывает обвиняемому Яхонтову показания, что последними словами царя якобы были «за смерть царя Россия проклянет большевиков», хотя в сообщении «Шанхайской газеты» такого не упоминается. На самом деле в выпусках самой «Правды» подобных сообщений не обнаружено, кроме того, среди членов Екатеринбургского совета никогда не было указанных лиц^[37]. Возможно, указанное сообщение является фальсификацией газеты «Шанхайская жизнь». Тем не менее, сообщение о фальшивом процессе широко разошлось: его цитирует, например, Ричард Пайпс со ссылкой на Вильтона, прокомментировав сообщение, как «загадочное».

Реакция Юровского на обвинения белогвардейцев

Воспоминания Юровского известны в двух источниках, в виде «записки Юровского», и стенограммы заседания старых большевиков в 1934 году. Достоверность первого источника подвергается некоторыми исследователями сомнению; следователь Соловьёв считает его аутентичным. В записке Юровский пишет о себе в третьем лице («комендант»), что видимо, объясняется вставками историка Покровского, записанными ими со слов Юровского.

Сам Юровский, судя по всему, знал о публикациях Соколова, Вильтона и Дитерхиса, назвав их «брехнёй белогвардейцев». Он отверг обвинения в воровстве: «похищеные частично вещи, о которых говорит следствие белых, относятся к указанному выше периоду. [когда комендантом был Авдеев] Я имею все основания думать, что в мой период никаких вещей ни откуда никто брать не мог, потому что по приходе я все закрыл и поручил это такому товарищу, что от него уж ничто никому попасть не могло. Это я говорю о всяких ношеных вещах, отобранных белыми (следствие Соколова). Что касается ценностей, в виде бриллиантов и др. ценных вещей: жемчуг, драгоценные камни — это ими, наверное, найдено на месте похорон. Вещи эти, очевидно, бывшие зашитые в разном ношеном платье в виде пуговиц и т. д.» Все ценности, которые Юровскому удалось изъять, он в нескольких ящиках вывез 19 июля в Москву, что также зафиксировано и Соколовым. Дитерихс утверждает, что Юровский якобы заодно вывез и несуществующие «отрезанные головы».

Список охранников, указанный в своём расследовании Соколовым, Юровский считает неточным («Списки охраны, какие имеются у Соколова, относятся к раннему периоду»). Кроме того, Юровский отмечает, что «белые» так и не смогли найти настоящую могилу в болоте рядом с дорогой, поверх которой он навалил шпалы: «перелистывая книгу следователя по чрезвычайно важным делам при Колчаке Соколова, видел снимок этих уложенных шпал, там так и указано, что вот место, уложенное шпалами, для пропуска грузовика. Так что перекопав целый район, они не догадались заглянуть под шпалы.»

Что касается «каббалистических знаков», их сам Юровский комментирует так: «Это недопустимо, не могло быть, это может быть произведение белых, может быть, они сами написали».

Хронология революции 1917 года в России

До : {{{предшественник}}} События {{{годы}}} После: {{{преемник}}}

Примечания