20-10-2023
Литература и революция | |
Обложка первого издания, 1923 |
|
Жанр: |
публицистика, искусствоведение |
---|---|
Автор: | |
Язык оригинала: | |
Дата написания: |
1907—1923 |
Дата первой публикации: | |
Издательство: |
«Красная Новь», Главполитпросвет (1923); |
«Литература и революция» — книга, написанная Львом Троцким и впервые опубликованная в 1923 году . Являясь одним из основных произведений автора, она раскрывала общеэстетические идеи знаменитого революционера , его взгляды на проблемы литературного и художественного процессов . В момент публикации, книга была восторженно встречена советской элитой , но затем произведение оказалось под запретом (до 1991 года). Переведена на многие языки мира .
Несмотря на заглавие, в книге присутствовали главы как о живописи, архитектуре и театре — так и об искусстве в целом.
Изначально Троцкий, находясь в отпуске, задумал переиздать свои старые статьи по вопросам литературы и искусства, а также дополнить их предисловием. Это предисловие разрослось в довольно объёмную книгу, опубликованную в 1923 году и посвящённую другу наркома — Христиану Раковскому. Уже в 1924 году она вышла вторым, несколько дополненным, изданием[1]. После опалы и ссылки Троцкого книга оказалась в СССР под запретом[2] — вместе с другими работами Льва Давидовича она «переместилась на уютные полки в шкафах спецхранов»[3][4].
Партийной элитой СССР «Литература и революция» была встречена восторженно: в частности, народный комиссар просвещения Анатолий Луначарский отозвался о ней как о «блестящей книге, блестящем вкладе в нашу [советскую] культуру»[5][6].
Юрий Борев в своём предисловии к изданию книги от 1991 года отмечал, что «Литература и революция» — включающая работы Троцкого, написанные между 1907 и 1923 годом — является основным трудом наркома на тему эстетики. Собрание структурировано, но его части «не вполне притёрты друг к другу», эклектичны: книга не писалась как единое произведение. В сочинении Троцкого встречалось немало «шаблонов, продиктованных классовым фанатизмом», но Троцкий все же признавал и «общечеловеческие ценности в культуре». Нарком явился «едва ли не первым» историком литературы СССР[2].
По мнению Борева, Троцкий был одним из немногих партийных вождей, проявивших как эрудицию в художественной культуре, так и «известную эстетическую прозорливость и вкус» — хотя у знаменитого революционера «нет эстетического профессионализма» и «он не создавал [целостную] эстетическую систему». В книге Троцкий выступает «как тенденциозный политик»[2].
Сравнивая эстетику Троцкого и Сталина—Жданова, Ю. Борев отмечает их родственность «в примате вульгарно-социологического классового подхода к искусству»: разница состоит лишь в том, что Сталин более последовательно проводил в жизнь эти классовые принципы. «Троцкистский» тип эстетики «послужил образчиком для ждановско-сталинских представлений об искусстве»[2]. С этим суждением был согласен и историк Исаак Розенталь, считавший, что «в вульгарной идеологизации искусства… Троцкий — предшественник, а может быть, и учитель Сталина, Жданова и Хрущева»; и это при том, что, в отличие от поздних советских лидеров, Лев Давыдович был всё же «способен почувствовать поэзию — по крайней мере Есенина и Ахматовой»[7]. Существенным же отличием в понимании эстетики между Сталиным и Троцким является отношение к роли традиции: «сталинское искусство» более тяготеет к традиционности[8].
В книге Троцкий, совпадая в этом с В. И. Лениным, критикует Пролеткульт за стремление последнего идти по разрушительному пути отвержения культуры прошлого и насаждения «искусственной и беспомощной новой классово-полноценной культуры»[2] — Лев Давыдович выступал против коммунистического чванства («пролетчванства»[5]) в художественной области[6]. Другая общая платформа двух организаторов Октябрьской революции состоит в «мысли о недопустимости самотека в литературном процессе»[2]. Биограф Троцкого, генерал Дмитрий Волкогонов отмечал желание наркома «соединить диктатуру пролетариата с культурой, взяв её в союзники новому строю»[9]. Кроме того, в своей работе Троцкий делал прогноз социального и художественного развития человечества (в духе теории перманентной революции): он обещает Европе и Америке десятилетия борьбы, что прямо будет отражено и в искусстве[2].
Авторы биографии Троцкого Юрий Фельштинский и Георгий Чернявский отмечали, что нарком «не вполне одобрительно» относились к футуризму (этому «богемно-революционного ответвления буржуазного искусства») — но не в силу стремления к унификации, а по своим личным художественным вкусам и предпочтениям[6]. В то же время, историк Юрий Емельянов утверждал, что «любая попытка признать ценность русской культуры вызывала у [Троцкого] агрессивные нападки» — Лев Давидович осуждал, например, «консервативные вкусы» Ленина в искусстве, в те моменты, когда Владимир Ильич подчеркивал высокое значение лучших произведений русской классики[10].
Стоит отметить, что особое место в литературном процессе нарком отводил художественной критике: её важнейшую задачу он видел d «разложении индивидуальности» создателя и «наведении мостов» между автором и зрителем. В области литературоведческой методологии «мысль Троцкого вращалась» между формализмом и «вульгарным социологизмом», отдавая предпочтение последнему — при том, что Лев Давидович «выступал как хлесткий полемист», склонный к аргументам «не из вежливых» и характеристикам весьма жестким (порой, откровенно грубым)[2].
Книга была переведена на множество языков и издана практически по всему миру[1]. Уже в 1924—1925 годах вышли переводы на испанском, английском и немецком; в 1930 году книга была издана в Китае[11].
|
Литература и революция.