«Терроризм и коммунизм» — книга, написанная наркомвоенмором Львом Троцким в вагоне своего бронепоезда и впервые опубликованная во время Гражданской войны, в 1920 году^[⇨]. Являлась ответом на одноимённый труд Карла Каутского, назвавшего в 1919 году советский большевистский режим «казарменным социализмом». В своём ответе Лев Давидович пытался обосновать Красный террор и отсутствие парламентаризма в РСФСР: его аргументы позже неоднакратно использовались для оправдания политических репрессий. Единственная работа Троцкого, удостоившаяся похвалы Иосифа Сталина. Переведена на многие языки мира^[⇨].

Предыстория

«Диктатура пролетариата» и начало дискуссии

Меньше чем через год после Октябрьских событий в Петрограде, в августе 1918 года, Карл Каутский опубликовал в Вене брошюру «Диктатура пролетариата»: в ней большевики обвинялись в разжигании Гражданской войны в России из-за неспособности соблюдать нормы всеобщего избирательного права^[1]. В брошюре также утверждалось, что единственным способом действенно контролировать рост бюрократии и милитаризма в стране является парламентская демократия, основанная на свободных выборах — Владимир Ленин же обвинялся в отступлении от демократической практики в пользу ограниченного электората^[2].

Большевики, стремившиеся в тот период к широкой международной поддержке со стороны социалистов всего мира и началу Мировой революции, резко раскритиковали работу Каутского, расценив её как «предательство»^[3]. Ленин спешно отреагировал на заявления Каутского, выпустив свою брошюру «Пролетарская революция и ренегат Каутский», написанную в октябре-ноябре 1918 года^[4]. В ней глава СНК говорил о «позорном банкротстве Второго Интернационала»^[5] и о лишении Каутским марксизма его «революционного живого духа»^[6] — при этом Владимир Ильич апеллировал к авторитету Фридриха Энгельса, утверждавшему, что пролетарская революция невозможна без насильственного разрушения государственной Машины^[7]:

«Терроризм и коммунизм» Каутского (1919)

Карл Каутский, которого на рубеже XX века называли «Папой Римским марксизма» на рубеже 20-го века, ответил на критику Ленина выпуском новой книги, озаглавленной «Терроризм и коммунизм». В ней он писал об ухудшении политической ситуации в Советской России и начале «братоубийственной войны»^[8]. Каутский также стремился провести историческую параллель Русской революцией 1917 года и Великой французской, с последовавшей за неё террором и военной диктатурой Наполеона^[9]. Им также впервые был использован термин «казарменным социализмом» (нем. Kasernensozialismus)^[10].

В заключительном разделе «Терроризма…» — озаглавленном «Коммунисты за работой» — Каутский утверждал, что социальная катастрофа, последовавшая за Первой мировой войной, была непосредственной причиной Русской революции. Большевики же, по его мнению, лишь воспользовались анархией в стране, захватив при помощи пролетариата власть в промышленных городах^[11] — подобное мнение разделяло в тот период множество социал демократов^[12]. Последовавшая за этим массовой экспроприация предприятий не могла привести к успешному построению социализма, поскольку Великая война практически уничтожила «дисциплинированный и высокоинтеллектуальный рабочий класс», сохранив лишь «самых невежественных» его представителей^[13][14]. Закономерным результатом всего этого стал экономический крах и «примитивная» жажда мести со стороны рабочих^[15]:

Персональную ответственность за Октябрьский переворот и последовавший за этим разгул насилия, сопровождавшийся поиском «саботажников» Каутский возложил на лидера большевиков Льва Троцкого. По мнению Каутского РСФСР перешла к построению не социализма, а «государственного капитализма»^[17][14]. Теоретик марксизма прогнозировал, что применение силы и диктаторские методы работы, приведут в конечном итоге к некой новой угнетающей общественной системе. Как ответ на эти суждения одного из лидеров мирового коммунистического движения, к которому Троцкий до 1917 года относился с почтением, и появилась данная работа Льва Давидовича, ради которой он даже обращался за помощью в поиске статистических данных^[18][19][20]:

Описание

Создание своей ответной книги — писавшейся одновременно с серией статей на ту же тему^[18] — Лев Давидович закончил в конце мая 1920 года^[21] и уже в августе её немецкий перевод был опубликован в Гамбурге издательством западно-европейского секретариата Коминтерна с подзаголовком «анти-Каутский». По воспоминаниям самого наркома текст создавался им в своём бронепоезде, во время многочисленных поездок по фронтам Гражданской войны (особенно, польской кампании). Ретроспективно, Троцкий даже объяснял «суровость тона» данного произведения местом и временем написания^[22].

Ответ Карлу Каутскому был разделен на девять глав, с введением и эпилогом. В первом разделе книги, состоявшем из четырёх глав, рассматривались практические вопросы удержания политической власти в Советской России. Следующий раздел, содержащий отсылки к Карлу Марксу, был посвящён сравнению Парижскую коммуны и Русской революции. Далее следовали две главы о конкретной политической и экономической политике Советской власти в период продолжающегося на тот момент военного коммунизма, а также прямая полемика и книгой Каутского («Карл Каутский, его школа и его книга»)^[23].

Критика

Мнение Шахтмана

По мнению троцкиста Макса Шахтмана, Лев Давидович в данной работе отвечал на два основных вопроса о политической тактики большевиков: на вопросе о революционном захвате власти и на вопрос о «методах в построения социализма»^[3]. Шахтман считал, что Троцкий последовательно обосновывал тот факт, что «особые обстоятельства» сделали Россию достаточно зрелой для социалистической революции — в то же время нарком признавал, что «отсталая аграрная нация… не созрела для построения социалистического общества»^[24]. Для строительства социализма в России Троцкий рассчитывал на помощь со стороны соседних развитых индустриальных стран и потому революция в Европе рассматривалась всеми большевиками «как единственное спасение русской революции». Для ускорения европейской революции нарком предлагал наискорейшую реорганизацию социалистический партий континента по большевистской модели — то есть с отделением радикального левого крыла от либерально-пацифистского центра и правого фланга^[24].

В вопросе о социалистической реорганизации российской экономики, Троцкий обобщил опыт военного коммунизма, с его «трудовыми армиями», и призвал европейцев последовать примеру РСФСР^[25][26]. В связи с установлением в 1921 году в Советской России «Новой экономической политики» (НЭПа), эта часть книги была признана Шахтманом «анахронизмом», связанным с Гражданской войной ^[27].

Анализ Кней-Паса

Профессор Барух Кней-Пас утверждал, что Троцкий в данной работе защищал использование Советским правительством террора против врагов революции: в принципе, Лев Давидович не отвергал «святости человеческой жизни», но она не была для него «абсолютной ценностью, которая бы затмевала все остальные». По мнению Кней-Паса, нарком рассматривал «взятие человеческой жизни» не только как необходимое зло, но и как «целесообразный, во время революции, акт»^[20].

Кроме того, Троцкий оправдывал использование методов террора против врагов революции тем, что подобная практика направлялась и контролировалась «рабочим классом» — а не небольшой группой лиц, стоявших во главе партии. Использование же парламентской демократии было отвергнуто Троцким, назвавшим призывы к ней «фетишизмом»: по его мнению, парламентаризм был не более чем вымыслом, используемым в капиталистических обществах для маскировки власти буржуазии. Только диктатура пролетариата могла направить государственную власть на подавление своих оппонентов и, тем самым, проложить путь для социальных преобразований^[28].

В итоге, согласно Троцкому, применение насилия и террора было как необходимым, так и неизбежным в период революционного перехода от капитализма к социализму^[29]:

Мнение биографов Троцкого

В целом разделяя суждения профессора Кней-Паса, биографы Троцкого Юрий Фельштинский и Георгий Чернявский называли обвинения в адрес наркома со стороны «осторожного и непредвзятого» Каутского вполне справедливые. Троцкий же, по их версии, прибегал в ответ к «псевдотеоретическим разглагольствованиям», которые они сводили к четырём пунктам: (1) цели и средства не связаны нераздельно друг с другом — различные классы общества могут использовать одни и те же практические средства (например, террор) для достижения совершенно разных целей; (2) социализм не может быть построен без революционного насилия; (3) все правительства прибегают к насилию для удержания власти; (4) террор в России был развязан не большевиками, а контрреволюционерами^[18].

Генерал Дмитрий Волкогонов обращал внимание на использование Троцким в адрес Каутского «личных оскорблений»: «лицемерный соглашатель», «недостойный фальсификатор», «пачкун», «круглый нуль» и так далее — которыми большевистские руководители (особенно Ленин) часто «награждали» своих политических оппонентов^[30][31]. Волкогонов также фокусировал внимание читателей на существенном различии в позициях Тротского и Каутского по вопросу об однопартийности в РСФСР, а также — по крестьянскому вопросу^[32]. Он считал данную работу интересной с точки зрения выявления «взглядов радикального большевика на пути и задачи революции»^[33] — нашедшие в дальнейшем своё практическое воплощение в создании Трудовых армий^[34]. В его интерпретации, в дискуссии Каутского и Тротского выразилась «борьба двух начал — классового и общечеловеческого», которая позволяет глубже понять как эволюцию, так и «историческую неудачу» большевизма^[35].

Esme Choonara отмечал в 2008 году, что в своей книге Троцкий противопоставлял парламентскую систему, в которой «пассивные избиратели» иногда ходят на выборы и систему Советов, в которой «креативные» рабочие активно участвуют в политической жизни страны. Кроме того он обращал внимание на то, что термин «терроризм» в понимании XXI века не имеет отношения к тому «государственному террору», о котором писал Троцкий — индивидуальные насильственные акты небольших групп как раз критиковались наркомом^[36].

Мнение Жижека

Философ Славой Жижек — в своём пространном^[36] предисловии к одному из изданий книги, которую он считал «ключевой»^[37] — писал, что Троцкий знал как «быть твёрдым, как реализовывать террор и был в полной мере готов полностью перестроить жизнь» страны^[38]. Комментируя теоретическую и практическую работу наркома, он приходил к выводу, что Троцкий и троцкизм как бы разрушали ложную дилемму: либо демократический социализм, либо сталинский тоталитаризм — создавая третий, альтернативный, путь в котором террор и однопартийность отличались от таковых при сталинизме^[39]. «Настойчивость» же большевиков, отказавшихся признать поражение в начале Гражданской войны, Жижек относил к «основе их величия»^[40][41]. Подобная интерпретация вызвала ответную критику уже в отношении позиции самого Жижека^[42][43].

Одобрение Сталина

Иосиф Сталин, внимательно ознакомившись с книгой, похвалил её — несмотря на уже имевшие место в тот период сложные отношения с автором (см. Царицынский конфликт). Причём это была единственная книга Льва Давидовича, которая вызвала позитивный отклик Сталина: его личный экземпляр был испещрен одобрительными пометками: «так», «метко» и «в этом вся суть»^[44].

По мнению Жореса и Роя Медведевых, слова о безграничном господстве и непререкаемой дисциплине, встречавшиеся в книге, «одинаково ласкали тогда слух как Троцкого, так и Сталина»^[45][32]. Особенно Сталину понравился вывод о том, что партия может осуществить революционное господство пролетариата без блоков с другими социалистическими партиями ^[46][44][47].

Влияние на другие работы

«Терроризм и коммунизм» Троцкого вызвал публичную реакцию Каутского: уже в августе 1921 году им была написана ещё одна брошюра «От демократии к государству-рабству: ответ Троцкому». В своём ответе Каутский обращал внимание на голод в Советской России, высокую смертность её населения, а также и на транспортные проблемы страны (разрушение железнодорожной сети). Каутский вновь вернулся к теме о «безрассудстве» большевикой — и Троцкого, в частности — спровоцировавших социалистическую революцию в стране, не приспособленной для этого ни экономически, ни интеллектуально^[48]. Знакомство с этим ответом, возможно, предостерегло некоторых западных левых от вступления в коммунистические партии своих стран^[44].

В защиту позиции Каутского в 1927 году выступил и социал-демократ Александр Потресов^[19]. Его работа «В плену иллюзий» содержала суждение, что Каутскому в его заочной дискуссии с Троцким удалось доказать тот факт, что «диктатура пролетариата… изжила себя»^[49]. Обвиняя большевиков в разгоне Всероссийского Учредительного собрания и «повальном уничтожении свобод», Потресов заключал, что большевизм показал свою враждебность «демократической гражданственности»^[50] и тем самым встал на путь деспотии^[51].

Аргументы Троцкого из «Терроризма и коммунизма» позже множество раз использовались «большевистскими теоретиками и практиками» для оправдания «кровавых репрессий» в отношении не разделявших их взглядов — включая и Большой террор^[18].

Издания на русском языке

Оригинал на русском языке был выпущен в 1920 году отдельной книгой, распространявшийся среди красноармейцев и местного населения в местах стоянок бронепоезда Троцкого. Текст также появился и в двух выпусках (10 и 11) журнала Коммунистического Интернационала^[52]:

• Государственное издательство, 1920. — 178 с.
• двенадцатый том собрания сочине­ний