19-09-2023
Побег Пирогова и Барсова[К 1], двух советских военных лётчиков (оба участники Великой Отечественной войны, отмеченные государственными наградами), на Запад 9 октября 1948 года — один из эпизодов начального этапа советско-американского противостояния в холодной войне. Побег выявил серьёзные проблемы морально-политического и дисциплинарного характера в советской авиации, войсках и обществе в целом, о которых благодаря беглецам стало известно на Западе[1]. Случаи бегства советских военных лётчиков на боевых самолётах в капиталистические страны после окончания войны имели место и ранее, но не получили огласки и широкого освещения в прессе. Побег Пирогова и Барсова стал сенсационным событием, более года освещавшимся в прессе США и стран Западной Европы. Книга воспоминаний Пирогова «Почему я сбежал», повествующая о войне, жизни в СССР и причинах их бегства, стала бестселлером и выдержала несколько изданий в США и Великобритании, получив высокую оценку западных публицистов и литературных критиков[2].
Пирогов в своих воспоминаниях детально и подробно описал причины, которые подтолкнули их с Барсовым к побегу. Своё повествование он начал с того, что вступил в компартию будучи верным ленинцем, постепенно всё более разочаровываясь в советском строе[11]. Как позже отмечал Пирогов в интервью и мемуарах, на побег их подтолкнула атмосфера страха и террора, царившая в их военной части и в войсках в целом, провоцируемое ею разложение на морально-бытовой почве, начавшееся ещё в период войны и проявлявшееся в повальном пьянстве, нарушении воинской дисциплины, домогательствах по отношению к женскому населению занятых ими территорий и других нелицеприятных явлениях[12]. По его словам, ощущению безысходности способствовали события вроде ареста советской контрразведкой бежавших из немецкого плена и самостоятельно отыскавших свою часть лётчиков Пучкина и Иванова,[13][14] — после этого и ряда других инцидентов подобного рода последовали случаи уклонения или открытого отказа ветеранов лётного состава от выполнения боевых вылетов (из-за нежелания попасть в плен, а в случае успешного бегства оттуда прямиком в советские лагеря).[12] В воспоминаниях отражён также собственный опыт общения Пирогова и других военнослужащих их части с сотрудниками «Смерша»,[15] а также воспоминания о воздушном параде над Красной площадью в составе 63-го бомбардировочного авиационного полка,[16] от участия в котором отстранили ряд их знакомых (с последующим увольнением из рядов вооружённых сил и заключением в места лишения свободы) и который являл собою апогей так ненавидимой ими пропаганды[17]. Меры безопасности при подготовке к параду были поистине колоссальными и, как убедился Пирогов, отражали недоверие и боязнь со стороны советского руководства к собственному населению, которые лишь усилились во время войны[18]. По утверждению Пирогова, сразу после завершения войны победа была украдена у народа и присвоена «партией Ленина-Сталина».[К 5] По поводу выборов и других форм народного волеизъявления в СССР, Барсов заявил западным журналистам, что это всё профанация[7].
Среди наблюдений, сделанных в период их службы в группе советских оккупационных войск, приводится история о том, как их сослуживец из соседнего бомбардировочного авиаполка, так же из бывших фронтовиков, женился на полячке, которая настояла на том, чтобы они обвенчались в местном римско-католическом костёле. Жених сперва противился этому, а затем согласился. Через два дня после венчания его вызвали «в Москву» и обратно в полк он больше не возвращался[14]. Другой их сослуживец-лётчик Владимир Малышев, переведенный в их часть из резервного авиаполка, был доведен сотрудниками особого отдела до самоубийства, ответственность за которое по наущению комиссара дивизии хотели возложить на Пирогова[20]. Бесклассовость советского общества (один из столпов советской идеологии) даже в военной среде ставится им под сомнение. Классовое неравенство в войсках проявлялось даже в мелочах. Так, если он и его сослуживцы-лётчики вплоть до командира дивизии включительно курили махорку, обёрнутую в обрывок газеты (других табачных изделий у них просто не было) и все были одеты в изношенную залатанную форму, то сотрудники органов госбезопасности, — особисты и смершевцы, с которыми ему довелось встречаться, — самим своим видом производили впечатление сытой тыловой жизни, носили кители индивидуального покроя, курили дорогие сигареты и папиросы, импортные марки «Кэмел» и советские «Казбек», — ни те, ни другие невозможно было купить в советских магазинах[21][22]. Это при том, что Пирогов, будучи офицером авиации, по его собственным словам, «жил как король» в сравнении с военнослужащими рядового состава[7].
Ко всему прочему, Пирогову пришлось расстаться со своей возлюбленной, так как он предчувствовал скорый арест и не хотел, чтобы она пострадала из-за него[23]. Этот и другие случаи послужили для них точкой невозврата, после которой они с Барсовым приняли решение лететь на Запад, причём «двигателем» в их команде выступал именно Пирогов, заприметивший Барсова из-за взрывного характера последнего и его регулярных конфликтов с начальством[24]. Познакомились они в марте 1947 года, Барсов был командиром звена и пользовался уважением среди младшего офицерского и сержантско-старшинского состава[25]. Встретились они как раз во время аудиенции Барсова у начальства, где он не сидел молча, а прямо высказал всё, что о них думает, — вечером за столом собралась компания из числа «политически несознательных», Барсов взял в руки гитару и затянул «Очи чёрные».[26] В июле 1947 года их полк вывели из Германии,[27] часть была передислоцирована на Западную Украину и находилась в Галичине[28]. Выбор американской зоны как конечного пункта назначения был не случаен. В годы войны им регулярно твердили о том, что американцы — это главные союзники СССР в борьбе с нацистской Германией, а сразу же после окончания войны началась кампания откровенного антиамериканизма,[19] они регулярно в обязательном порядке посещали политзанятия, представлявшие собой лекции антиамериканской пропаганды, на которых им, по его словам, «вдалбливали в голову» расхожие штампы и клише о «загнивающем капитализме» и «угнетённом рабочем классе» Америки вообще и Запада в целом,[29] между тем, этому не верили сами же лектора-пропагандисты и чем примитивнее была пропаганда, тем больший интерес к Америке просыпался среди военнослужащих, а они вдвоём втайне слушали русскоязычные передачи радио «Голос Америки» (поскольку это было наказуемо) и уже приняли для себя решение, куда им следует отправиться[30]. О конкретном дне побега не сговаривались, решив, что улетят по настроению, если один из них решится и скажет другому «На курсе!», — при этом не важно, чья это будет инициатива, — второй ответит «На глиссаде!».[К 6] Это будет условным сигналом к побегу. Так у них появились пароль и отзыв, и вызрел замысел их рискованного мероприятия[31].
По словам Пирогова, его воодушевил на осуществление перелёта успешный случай бегства в Турцию из Грозненского лётного училища годом ранее[23]. Как позже выяснилось, их опасения были не напрасными, на Пирогова имелось дело с материалами наблюдения, доносами сослуживцев на него и заключением особого отдела о его «моральном разложении» и «неблагонадёжности».[32]
В британском журнале «Спектейтор» отмечалось, что воспоминания Пирогова как нельзя лучше отражают русский менталитет и психологию, специфику советского строя и советского общества[33]. В американском «Сэтудей Ревью» отмечалось, что его воспоминания — это «свежий взгляд на советскую систему изнутри».[1]
| Внешние изображения | |
|---|---|
| Пирогов (слева) и Барсов (справа) на пресс-конференции для западных СМИ вскоре после приземления | |
| Пирогов (слева) общается с американскими лётчиками, Барсов подкуривает папиросу | |
9 октября 1948 года (в субботу) лётчики Пётр Пирогов и Анатолий Барсов перелетели на бомбардировщике Ту-2 ВВС СССР с авиабазы «Коломыя» (г. Коломыя, Станиславская область, УССР) в Австрию, произвели посадку на аэродроме «Кэмп-Маккоули» американской авиабазы «Фоглер» (Vogler Air Base) в союзнической зоне оккупации, в черте Хёршинга (пригород Линца). Маршрут полёта и расчёты по топливу были подготовлены Пироговым, который подсчитал, что в случае успеха им удастся добраться до Линца[34]. Проблема навигационного характера заключалась в том, что секретные карты, которыми была обеспечена их часть, охватывали только территорию СССР, территория сопредельных государств была изъята с карт во избежание инцидентов подобного рода (хотя, в случае начала новой войны им предстояло действовать на совершенно неведомой им сопредельной территории, но этот аспект волновал советское руководство в меньшей степени, чем перспектива бегства лётчиков на Запад).[7] В случае навигационной ошибки или аварийной посадки, они готовились преодолеть оставшееся расстояние до союзнической зоны оккупации пешим ходом[35]. Перед вылетом Барсов предусмотрительно настоял на том, чтобы им заправили топливные баки больше, чем на один час полёта (что полагалось для учебных вылетов).[36] Настойчивость Барсова была небезосновательной, — топливо в баках закончилось в воздухе. Друзья собирались делать аварийную посадку на воду, но тут Барсов заметил аэродром и дотянул до взлётно-посадочной полосы[37]. Во время посадки Пирогов заметил на одном из зданий пятиконечную звезду и уже было запаниковал, решив что они приземляются на оккупируемой советскими войсками территории Австрии, но было поздно, шасси уже коснулись поверхности взлётно-посадочной полосы и топлива для продолжения полёта не было, а звезда, как позже выяснилось, принадлежала ВВС США[38].
Первыми словами Пирогова на посадочной полосе были сказанные им на ломаном английском: «I is Russian pilot! Where is Lintz?»[39] («Я русский пилот. Где Линц?»).[К 7] Вскоре после приземления на встречу к ним прибыли представители Верховного комиссара в Австрии от СССР генерала армии В. В. Курасова, которые предложили лётчикам добровольно возвратиться обратно. В самолёте с ними летел третий член экипажа (бортовой стрелок в сержантском звании), которому сообщили об истинной цели полёта уже в воздухе и который после беседы с представителями Курасова изъявил желание незамедлительно вернуться в СССР. Пирогов и Барсов были предупреждены об ответственности, но возвращаться отказались[7]. Американские оккупационные власти в Германии предоставили им политическое убежище[39]. Поскольку вопросы содержания перебежчиков из соцстран ещё не были должным образом регламентированы американским законодательством, Пирогов и Барсов находились на американской авиабазе в статусе иностранных офицеров с неофициальным визитом (visiting foreign officers). На официальный запрос от советских властей, потребовавших возврата самолёта и лётчиков, американская сторона ответила, что самолёт может быть возвращён немедленно, а в отношении лётчиков американцы не заявили прямого отказа, уклончиво ответив, что не станут применять силу для возвращения их обратно. Согласно заявлениям прессы, на борту самолёта имелось секретное бортовое радиоэлектронное оборудование, до того не попадавшее в руки западных союзников. 20 октября на авиабазу «Фоглер» прибыла группа советских авиамехаников, которые при помощи привлечённых американских военнослужащих разобрали самолёт и организовали его вывоз в советскую зону[7].
Перелёт Пирогова и Барсова повлёк за собой расследование и организационные мероприятия. В СССР сталинской эпохи действовала своеобразная форма круговой поруки, где ответственность за подобного рода инциденты возлагалась прежде всего на родственников и членов семей изменников родины, а также на их непосредственное начальство и сотрудников контрразведывательного аппарата. Касательно Военно-воздушных сил в целом, организационные мероприятия выражались в отстранении от полётов, либо в переводе на службу в отдалённые от государственной границы районы страны лиц, попавших в разряд неблагонадёжных. Дежурные средства перехвата (силы истребительной авиации) не успели вовремя среагировать на побег, поскольку зона полётов находилась в приграничном районе, что в свою очередь повлекло за собой смену полётных зон и аэродромов базирования вглубь от границ, с целью исключить возможность бегства лётчиков на самолётах во время учебных полётов. Оперативно-технические мероприятия профилактического характера выражались в усилении группы привлечённых средств радиоэлектронного подавления частот вещания зарубежных радиостанций. Поскольку спрос с военных контрразведчиков за предотвращение фактов перехода, а особенно перелёта советских военнослужащих в западные зоны Германии и Австрии был довольно жёстким, по итогам расследования обстоятельств инцидента к уголовной ответственности привлекли начальника отдела контрразведки МГБ дивизии и оперуполномоченного, отвечавшего за контрразведку в полку. Их обвинили в том, что они информировали командование «о моральном разложении» Пирогова, но не добились отстранения его от полётов[32].
| Внешние изображения | |
|---|---|
| Пирогов с Барсовым в Виргинии смотрят уличный перформанс негритянских музыкантов | |
| Обложка первого издания книги воспоминаний Пирогова | |
| Пирогов в США | |
В США делами беглецов занимался Государственный департамент, поскольку Пирогов только осваивал английский язык, а Барсов вообще не проявлял интереса к изучению языка в стране пребывания, в ходе официальных встреч и визитов их сопровождала переводчица от Госдепартамента (Эллен Гавришефф) и русскоговорящий сотрудник Разведуправления армии США[40]. В интервью журналу «Лайф» пилоты признались, что они оба слушали американские радиопередачи на русском и мечтали побывать в Виргинии, что им в итоге удалось, — им устроили поездку на автомобиле по американской глубинке, где они пили «кока-колу», играли в пинбол, общались с местными общественными и политическими деятелями, фермерами и негритянскими музыкантами, русскими эмигрантами первой волны и дореволюционными русскими эмигрантами, уже образовавшими в Виргинии свои поселения[41]. В процессе поездки им устроили встречу с губернатором штата Уильямом Таком[en]. Путешествуя по Виргинии, друзья посетили города и населённые пункты Александрия, Ричмонд, Лексингтон, Нэйчурал-Бридж (и одноименную достопримечательность), Роанок, Линчберг, Суит-Брайар, Ньюпорт-Ньюс, Уильямсберг, Шарлотсвилл, Харрисонберг, Лурей, Фредериксберг, Йель, а также фермы, придорожные закусочные и объекты общепита на автодорогах. Затем, их пригласили выступить по-русски в эфире цикла передач радиостанции «Голос Америки», вещавшей на СССР и соцстраны[40].
В США они научились говорить по-английски и давали интервью западным СМИ[42]. Во время интервью и различных встреч по-настоящему «говорящим» в их тандеме был Пирогов, Барсов же по привычке больше молчал и курил. В отличие от предприимчивого Пирогова, который быстро освоился на новом месте и всячески стремился влиться в американское общество, Барсов был меланхоличен, регулярно и много пил, добывая алкоголь даже у журналистов, которые прибывали к ним для интервью[43]. Пирогов даже пристыдил однажды старшего товарища, заявив ему: «Ты что? И впрямь думаешь, что мы улетели ради того, чтобы пьянствовать и чтобы иностранцы за рубежом считали, что все русские сплошь одна пьянь?», — но к пущему его сожалению на Барсова это не подействовало, он продолжал пить и дебоширить[44]. Однажды, во время их поездок, ему удалось улизнуть из-под бдительного ока Пирогова (вылез через окно и спрыгнул со второго этажа), напиться и попасть в местный бордель. Лишь изредка он брал в руки гитару, пел романтические песни о любви и Пирогов узнавал в нём того самого Барсова, которого знал ещё в период их службы[45].
Между тем, возник вопрос юридического характера, связанный с их советским гражданством. Поскольку исходно Пирогову и Барсову были оформлены временные визы для проживания в США, по истечении которых им грозило выпровождение из США в Западную Германию и проживание там на правах перемещённых лиц, им требовалось либо продлевать их временные визы, либо получать вид на жительство[40].
Тем временем, к обоим лётчикам, как советским гражданам, по протоколу были допущены сотрудники советского посольства, — Пирогов от контактов с ними наотрез отказался, а Барсов проявил интерес к вестям с родины. Чрезвычайный и полномочный посол СССР в США генерал-майор госбезопасности А. С. Панюшкин лично гарантировал Барсову амнистию в случае возвращения вместе с товарищем или максимум два года тюрьмы в случае возвращения в одиночку[46]. Спустя год Анатолий Барсов, поверив заверениям сотрудников посольства о том, что в случае возвращения его ждёт амнистия, собрался возвращаться. Перед отъездом Барсова, Пирогов попытался переубедить его: «Пристрелят они тебя, Толя, как собаку».[К 8] Несмотря на предостережение товарища, Барсов вернулся в СССР, где через полгода был расстрелян[48]. За успешную операцию по возвращению беглеца все участвовавшие сотрудники советских дипломатических учреждений награждены государственными наградами. Для возвращения Барсова советским властям его отвезли туда же в Линц, где они год назад приземлились и передали прибывшим. Пирогова переубедить не удалось и он остался на Западе[49]. Как он сам это объяснил, в их последнюю встречу, Барсов сказал ему, что соскучился по родным местам и хочет домой. Для Пирогова отъезд друга был большим ударом:[50]
Я уезжал поездом в Нью-Йорк, по-прежнему будучи потрясён случившимся в тот роковой день и вдруг поймал себя на мысли, что еду домой. Я не знаю, на время ли мой новый дом или же навсегда. Я не знаю, что мне уготовило будущее, но я знаю, что глубоко дышу воздухом свободы, которого жаждал всю свою жизнь. У меня нет больше страха перед свободой и каждый день я убеждаюсь в этом всё больше. И каждый день желаю, чтобы скорее наступило то время, когда лучи свободы засияют над моей родной страной.
Оригинальный текст (англ.)I took the train bound for New York, still shocked by the events of the fateful day, until I suddenly caught myself thinking that I was going home. . . . I do not know whether my new home is temporary or permanent. I do not know what the future has in store for me. But I do know that I breathe deeply of the air of freedom, which I had longed for all my life. I am no longer afraid of freedom. Each day that passes makes me understand it better and covet it more. And each passing day makes me wish more passionately for the time when freedom shall illumine my own country.
По мнению Пирогова, его друг оказался не готов к столь резкой смене жизненного уклада (или «к свободе», как это называет сам Пирогов). С юности привыкнув к системе взаимоотношений «подчинённые—начальники» и прослужив десять лет в строю, где всё подчинено уставам и распорядку, он внезапно оказался предоставлен сам себе и попросту растерялся в ситуации столь обширной свободы выбора, непонятной для него и порождавшей в нём неопределённость и неуверенность[1][51].
В 1950 году, книга воспоминаний Пирогова, написанная им на русском, была переведена на английский язык Адой Сигал (дочерью советского партийного функционера из числа ленинского окружения, после прихода Сталина к власти сбежавшего на Запад)[52] и опубликована сначала в США (нью-йоркским изд. Duell, Sloan and Pearce), затем в Великобритании (лондонским изд. Harvill Press). Позже, на средства Администрации международной информации США она была переведена на французский,[53] китайский,[54] гуджаратский,[55] хинди,[56] маратхи[57] и другие языки мира.
С 1955 года возобновились попытки советской стороны добиться добровольного возвращения Пирогова, 8 марта 1957 года с Пироговым связались по телефону сотрудники советского посольства, которые договорились с ним о встрече со 2-м секретарём посольства Геннадием Макшанцевым на 11 марта. Макшанцев заявил, что после смерти Сталина в стране всё изменилось, что Барсов жив и что Пирогов может возвращаться в СССР, в подтверждение чего вручил ему письмо от его старого друга. Пирогов после ознакомления с письмом утверждал, что это однозначно подделка и хотя почерк был похожим на почерк реального Барсова, стиль текста очень отличался от известного ему и написано оно было литературным языком без единой грамматической ошибки, что было весьма нетипично для того малограмотного Барсова, которого он знал. Более того, по словам Пирогова Барсов, при том, что на Западе все звали его именно так, а не иначе, сам никогда по-русски не подписывался «Барсов», вместо этого использовал свою настоящую фамилию «Борзов», что подкрепило версию о подделке письма советскими органами госбезопасности[47][58]. 17 апреля того же года Госдепартамент США попросил указанного дипломата удалиться из страны за попытки убеждения ряда бывших советских граждан в необходимости возвращения в СССР предположительно с использованием подложных документов[58].
15 мая 1957 года в Центральном доме журналиста в Москве состоялась пресс-конференция на которой человек, представившийся Анатолием Борзовым, заявил, что получил 5 лет лишения свободы, которые он провёл в ИТЛ в Омске и Воркуте, и вышел на свободу в сентябре 1954 года. Также он заявил, что в США царит безработица и унижение человеческого достоинства[59]. В США данное событие расценили как пропагандистский ход с советской стороны в ответ на высылку дипломата а саму информацию о чудесном «воскрешении» Барсова, учитывая количество осужденных лиц лишь косвенно причастных к случившемуся, сочли недостоверной[10].
По словам упомянутого выше Владимира Петрова, сбежавшего в апреле 1954 года, сотрудники советского дипломатического аппарата в США знали о том, что Барсов приговорён к высшей мере наказания заочно, но никто не сообщил ему об этом[10].
Побег Пирогова и Барсова.
.jpg){kind=link}
.svg){kind=link}
.svg){kind=link}
