Сталинские репрессии, проходившие с конца 1920-х по начало 1950-х годов в Азербайджанской Советской Социалистической Республике, затронули всё население Азербайджана, включая высших руководителей республики, духовенство, интеллигенцию и зажиточных крестьян. Репрессии включали в себя преследование людей по подозрению в контрреволюционной деятельности, шпионаже, антисоветсвкой агитации, а также преследование кулаков, препятствующих национализации имущества, депортацию населения в другие регионы СССР.

Все репрессии в Азербайджане советская литература часто напрямую увязывала с произволом, творимым первым секретарём республики М. Д. Багировым^[1]. Сванте Корнелл последнего назвал «азербайджанским Сталиным»^[2], а Дмитрий Фурман — «азербайджанским Берией»^[3]. Между тем, репрессии проводились при участии советских органов НКВД и в соответствии с личными указаниями И. В. Сталина.

Пик массовых репрессий пришёл на 1937-1938 годы, период которого известен как Большой террор. По Т. Свентоховскому к 1940 году примерно 70 тыс. азербайджанцев погибли в результате чисток, осуществляемых Багировым^[4]. По другим оценкам жертвами массовых репрессий в Азербайджане в 1937—1938 годах стали около 80—100 тысяч человек^[5]. А. Г. Уралов (Авторханов) оценивает количество жертв репрессий в Азербайджане в 1937—1938 гг. в 120 тыс. человек^[6].

Политические репрессии 1930-1936 годов

Весной 1936 года в Баку прошли аресты группы бывших троцкистов, работавших в столице в области гуманитарных наук^[7]. Дальше арестам подверглись «националисты». Первым арестовали А. Тринича, албанца по происхождению, который находился во враждебных отношениях с тогдашним руководителем республики М. Д. Багировым^[8]. Последний в апреле сего года зачитал на заседании Бюро ЦК КП Азербайджанской ССР кем-то найденное или сочинённое заявление А. Тринича за 1918 года, в котором тот просил принять в охрану мусаватского парламента^[8]. А. Тринича исключили из партии и арестовали, а во время следствия он покончил с собой, проглотив пуговицу^[8]. Но первая мощная волна арестов прокатилась по Азербайджану осенью и затронула в основном бывших оппозиционеров внутри большевистской партии и членов небольшевистских партий, а также всех, кто подозревался в нелояльности к сталинскому руководству^[5].

В ноябре по подозрению в троцкизме, мусаватизме или шпионаже НКВД арестовало десятки видных коммунистов^[9]. Даже личный секретарь М. Д. Багирова Никишев был арестован как агент «Мусавата» и «террорист»^[10]. Были исключены из партии и арестованы директор Бакинского университета Б. Гасанбеков (азерб.)русск., директор государственного издательства И. Эминбейли (азерб.)русск., признанные этнологи, профессора А. С. Букшпан и Николаев, член Верховного суда Орбелян, председатель Союза воинствующих безбожников, литератор Вели Хулуфлу^[10].

В этот период выявлялись «повстанческие» группы среди крестьянства, к примеру, в сёлах Али-Байрамлинского района^[5], где по обвинению в подготовке контрреволюционного переворота было репрессировано всё мужское население Али-Байрамлы^[11].

В декабре репрессии докатились и до провинциальных руководителей. НКВД арестовало всё руководство партии в Нахичевани, а первый секретарь Нахичеванского обкома партии М. Мехтиев предстал перед судом и был казнён за «связи с враждебными и преступными элементами»^[10]. За ним последовали партийные секретари Али-Байрамлинского, Геокчайского, Казахского, Касум-Исмаиловского, Конахкендского, Ленкоранского, Норашенского, Самухского, Сураханского и Шамхорского районов^[10].

К началу 1937 года группа руководящих партийных и советских работников была привлечена к уголовной ответственности с обвинениями политического характера. Среди арестованных в этот период был и бывший секретарь ЦК Компартии Азербайджана и Заккрайкома ВКП(б) Рухулла Ахундов^[5].

Большой террор в Азербайджане

Начало массовым репрессиям в СССР положил февральско-мартовский пленум ЦК ВКП(б), прошедший 23 февраля — 3 марта 1937 года в Москве, на котором И. В. Сталин выступил с докладом «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников», повторивший свою доктрину об «обострении классовой борьбы по мере строительства социализма». В числе присутствовавших на пленуме был и Мир Джафар Багиров.

Вернувшись в Баку, 19 марта М. Д. Багиров созвал VI Мартовский пленум ЦК Компартии Азербайджана, проинформировав делегатов о результатах московского пленума. В своём выступлении Багиров, акцентируя внимание на уровень неграмотности и невежества значительной части населения республики, увидел причину того, что «реакция» действует. Свою речь он закончил отрытой угрозой уничтожить всё руководство партии^[12]. Пленум вывел из состава ЦК председателя Госплана А. Фараджзаде, а также М. Джуварлинского, М. Гаджиева, М. Мамедова, А. Петерсона, М. Мехтиева, Г. Гусейнова, Л. Расулова, Гуревича, Б. Пирвердиева и кандидатов в члены ЦК М. Наибова, К. Багирбекова и Л. Мещерякова^[13]. Из всех выведенных лишь М. Наибов был исключён из партии^[14].

21 марта М. Д. Багиров выступил на заседании Бакинского комитета АзКП(б), на котором пояснил степень ответственности руководителя за своих подчинённых: «Руководитель отвечает за кадры. Если руководитель окружил себя вредителями, гнильём и всякой другой сволочью и не видит этого, он не руководитель, он не большевик, он „шляпа“, а может быть, и враг. Много ли наши руководители нефтяного хозяйства выявили вредителей?»^[15]. Обращаясь к залу М. Д. Багиров коснулся присутствующего наркома земледелия Г. Везирова (азерб.)русск.: «Вы думаете, что Везиров завтра будет иначе работать и разгонит всю, которая ещё есть в его наркомате, сволочь? Ничего подобного». Далее он атаковал наркома просвещения М. Шахбазова (азерб.)русск. и председателя ЦИК Азербайджанской ССР Султан Меджид Эфендиева. В заключении Багиров сказал:

2 июля 1937 года Политбюро ЦК ВКП (б) приняло решение № П51/94 «Об антисоветских элементах» и 3 июля послало телеграммы секретарям обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик. В директиве, подписанной И. В. Сталиным и председателем СНК СССР В. М. Молотовым, говорилось:

9 июля М. Д. Багиров отправил в Москву шифротелеграмму, в которой он информировал о численности подлежащих репрессии, запросив в отношении них санкцию. В шифротелеграмме также содержалась просьба на выселение в лагеря семей членов бандгрупп и передачи на рассмотрение троек дел в отношении иных групп населения. В состав тройки М. Д. Багиров предложил утвердить Сумбатова, Теймура Кулиева и Джангира Ахундзаде^[18]. На следующий день вышло постановление политбюро ЦК ВКП(б) об утверждении состава троек и лимитов репрессированных, в том числе по Азербайджану: «Утвердить тройку… по Азербайджанской ССР в составе т.т. Сумбатова, Теймура Кулиева и Джангира Ахундзаде. Утвердить намеченных к расстрелу кулаков 500 чел., уголовников 500 чел., и высылке кулаков 1 300 чел., уголовников 1 700 чел. Разрешить рассмотрение в тройке дел контрреволюционных повстанческих организаций с применением расстрела к 500 чел., высылки к 750 чел. и выселению в лагеря НКВД 150 семейств бандгрупп»^[5].

С началом создания «троек» до осени 1938 года репрессии в Азербайджне достигли своего апогея. Репрессиям подвергались лица вне зависимости от национальной принадлежности^[5]. Среди репрессированных были азербайджанцы, русские, армяне, евреи и другие национальности^[11]. Только в 1937 году в Азербайджане подверглись арестам 57 директоров заводов и промыслов, 95 инженеров, 110 военнослужащих, 207 советских и профсоюзных работников, 8 профессоров. Практически все они были уничтожены. В 1937 году только «тройкой» за политические преступления были приговорены к расстрелу 2792 человек, а ещё 4425 человек — к длительным срокам лишения свободы^[5].

Начавшаяся кампания против командного и начальствующего состава Красной Армии, обвинённых в участии в «военно-фашистском заговоре», не обошла стороной и союзные республики. 16 июля 1937 года М. Д. Багиров сообщил о «разоблачении» контрреволюционной организации, куда входили командир 77-й азербайджанской горно-стрелковой дивизии комдив Г. М. Везиров и начальник политотдела Д. А. Алиев. Они же являлись членами «националистической» организации^[19].

В Азербайджане большой размах приняло доносительство. Многими доносчиками двигали чувства мести и поруганной чести^[20]. Так, армянский рабочий написал в ЦК на секретаря и заведующего орготделом райкома одного промышленного района Баку, что те являются кулаками и армянскими националистами, которые мешают молодёжи вступать в партию^[20]. Потом выяснилось, что обвинённые незадолго до этого отклонили заявление этого доносчика о его вступлении в партию^[20]. В течении 1937 года в Астаринском районе писарь сельсовета оклеветал как врагов народа 146 человек^[20]. Некий Мехтиев обвинил в связях с врагами народа секретаря Ленкоранского райкома партии, ряд судей Верховного суда и секретаря ЦК. М. Д. Багиров, рассмотревший письма Мехтиева, распорядился арестовать оговорённых, не проверив при этом правдивости обвинений^[20].

В адрес ЦК и БК КП(б) Азербайджанской ССР, а также других партийных организаций поступало множество заявлений на членов партии. В Баилово-Биби-Эйбатском районе Баку практически не осталось ни одного коммуниста, хозяйственного или партийного работника, против которого бы не поступило заявление. По информации «Бакинского рабочего» за январь 1938 года таких заявлений в райкоме накопилось до 600^[21].

Репрессии в отношении руководства республики и членов партии

По оценке Йорга Баберовски «с начала лета 1937 г. до осени 1938 г. Азербайджан фактически оказался без управления»^[16]. Только в 1937 году были арестованы 22 наркома, 49 секретарей райкомов, 29 председателей райисполкомов^[5]; 18 наркомов и все секретари райкомов погибли за этот год^[22]. Вместе с наркомами земледелия, просвещения и юстиции погибли их заместители и почти все сотрудники подчинённых им ведомств^[22].

Репрессии уничтожили бoльшую часть руководства Компартии Азербайджанской ССР, лишив её среднего класса^[23]. В течении времени, прошедшего с момента конференции Бакинского комитета партии в мае 1937 года, органами НКВД на 1938 год было арестовано 36 членов и 4 кандидата в члены горкома^[24].

Была уничтожена «старая гвардия» коммунистической элиты^[4]. В течение 1937—1938 годов были расстреляны Р. Ахундов, Д. Буниатзаде, М. Д. Гусейнов, Ч. Ильдрым, А. Караев, М. Кулиев (азерб.)русск., Г. Мусабеков, его сестра А. Султанова и её муж Г. Султанов, С. М. Эфендиев; репрессиям подверглись Т. Алиев, Г. Везиров (азерб.)русск., И. Довлатов, У. Рахманов (азерб.)русск., М. Шахбазов (азерб.)русск.^[25][22]. Был репрессирован весь руководящий состав Нагорно-Карабахской автономной области^[26].

Жертвами террора стали почти все члены «Гуммет», кроме М. Б. Касумова и Ю. Касимова (азерб.)русск., получивших тюремный срок^[22]. Были арестованы четыре пятых народных судей Азербайджана, почти полностью обескровлен аппарат прокуратуры Азербайджанской ССР^[22]. После того как первый секретарь Кировабадской партийной организации Мустафаев заявил о том, что суд и прокуратура не достаточно решительно боролись с преступными элементами в колхозах, весной 1937 года аресту подверглись практически все судьи и прокуроры Кировабадского района^[27]. Как пишет Баберовски: «Багировская охота за ведьмами поставила партийно-хозяйственный аппарат Азербайджана на грань саморазрушения и ввергла республику в пучину ужаса»^[28].

Репрессии оказались на руку М. Д. Багирову, который воспользовался сложившейся ситуацией для уничтожения своих политических противников. По сведениям, относящимся к маю-июню 1937 года, зафиксированы попытки некоторых азербайджанских коммунистов (нарком просвещения М. Джуварлинский, Г. Султанов) передать в Москву жалобу на М. Д. Багирова, закончившиеся для них трагически^[29]. Так, Г. Султанов позже оказался подсудимым на шемахинском процессе.

В числе подвергнутых репрессиям оказался Чингиза Ильдрыма, тот, кто сыграл заметную роль в апрельском перевороте 1920 года, способствовавшему установлению Советской власти в Азербайджане. Некоторое время он занимал должность наркома по военным и морским делам республики. Во время Большого террора его, на тот момент директора завода в Кривом Роге, доставили в Баку как «сына бека», где подвергли пыткам, а затем переправили в Москву и расстреляли там^[30]. За ним последовал бывший председатель АзЧК Эйюб Ханбудагов, которому припомнили националистические выпады в 1924 году^[30]. На последнего давал показания Г. Султанов, проходивший в свою очередь по «шемахинскому делу»^[31].

Прямо в кабинете Багирова в ноябре 1938 года был арестован нарком внутренних дел республики М. Г. Раев^[32], который, по показаниям следователя Павла Хентова, принимал участие в избиении арестованных^[5]. Во избежании ареста некоторые коммунисты сходили с ума и кончали жизнь самоубийством. Так, управляющий нефтяным трестом «Азнефть» Р. И. Гульбис летом 1937 года на бакинском вокзале бросился под поезд, узнав о скором аресте^[22].

Шемахинский процесс

27 октября 1937 года началось заседание по «шемахинскому делу», продолжавшиеся до 2 ноября. Главным обвиняемым на процессе стал Гамид Султанов^[31]. Г. Султанов — видный революционный деятель Азербайджана; в своё время состоял членом ЦК организации «Гуммет», наркомом внутренних дел и председателем СНК Нахичеванской АССР. Его супругой являлась одна из первых азербайджанских женщин-революционерок, нарком юстиции Айна Султанова, а её брат Газанфар Мусабеков в своё возглавлял правительство республики и был председателем ЦИК СССР от ЗСФСР.

Вместе с Г. Султановым на скамье подсудимых оказались ещё тринадцать человек: первый секретарь Шемахинского райкома партии Хальфа Гусейнов, экс-председатель Шемахинского райисполкома Исрафил Ибрагимов, бывший второй секретарь Шемахинского райкома партии Арам Авалов, прокурор района Ахмед Амиров, директор винодельческого совхоза Алисахиб Мамедов, зав. земельным отделом района Георгий Юрханов, главный ветеренар района Агалар Калантаров, начальник дорожного отдела Мамед Мирза Эйбалиев, председатель колхоза Мирали Таривердиев, складчик колхоза Сирадж Джабиев, секретарь парткома колхоза Али Садыхов, председатель сельсовета Бабалы Бекиров и сельский житель Мамед Гусейнов^[31].

Г. Султанов признался в том, что входил вместе с Р. Ахундовым, С. М. Эфендиевым, Г. Мусабековым, Г. Везировым, Д. Буниатзаде, Г. Сафаровым и Э. Ханбудаговым в «контрреволюционный, националистический центр, созданный с целью свержения Советской власти, отторжения Азербайджанской ССР от СССР, восстановления капиталистической собственности. Центр осуществлял подготовку террористических актов против руководителей партии и правительства, вредительство в народном хозяйстве, шпионаж»^[31]. Руководителем этого центра был назван Ахундов, и исполнителями директив руководители Шемахинского района. Остальные обвиняемые дали аналогичные показания^[31].

Суд приговорил девятерых к смертной казни: Г. Султанова, Х. Гусейнова, И. Ибрагимова, А. Амирова, А. Авалова, Г. Юрханова, А. Мамедова, А. Калантарова и М. Гусейнова^[33]. Остальные получили от 8 до 20 лет лагерей^[33]. Стоит также сказать, что в живых не остался ни один соратник Гамида Султанова^[30].

Гибель Алигейдара Караева

Алигейдар Караев в прошлом примыкал к меньшевистскому крылу «Гуммет» и был членом мусаватского парламента. Позже он возглавлял наркомат по военным и морским делам Азербайджанской ССР. Будучи секретарём ЦК Компартии республики он 1928-1929 годах пытался пресекать антипартийные действия М. Д. Багирова и поднимал вопросы о поведении последнего перед президиумами ЦК АКП(б) и Заккрайкома. М. Д. Багиров в свою очередь составлял заявления на А. Караева, копии которых передавал Л. П. Берия^[34].

В 1936 году, воспользовавшись появлением в журнале «Партработник Закавказья» отрицательной рецензии на книгу А. Караева «Из недавнего прошлого» 1926 года издания, М. Д. Багиров обратился к Н. И. Ежову с просьбой о привлечении того к ответственности. Более того, руководитель Азербайджана донёс на якобы сокрытие А. Караевым своего членства в меньшевистской организации. Партколлегия КПК 3 февраля 1937 года, рассмотрев вопрос, не нашла оснований для обвинения в сокрытии А. Караевым своего прошлого^[34].

Тем не менее, спустя несколько месяцев по предложению НКВД Азербайджанской ССР А. Караева вместе с супругой арестовали в Москве и доставили в Баку^[34]. Ему предъявили различные обвинения от сокрытия своего меньшевистского прошлого до участия в руководстве контрреволюционной националистической организации (с 1933 года), причём он объявлялся инициатором отторжения Азербайджанской ССР от СССР, а также вредительства, диверсий и подготовки терактов, в частности, против М. Д. Багирова^[34]. А. Караев оговорил как себя, так М. Орахелашвили, Р. Ахундова и других лиц, но вскоре отказался от своих показаний, назвав их на суде ложными^[34]. 21 апреля 1938 года Алигейдара Караева приговорили к расстрелу^[34].

Репрессии интеллигенции

Баку 1920-1930-х годов являлся центром культурной жизни всех тюркских народов^[35]. Здесь проживали и работали видные представители интеллигенции Татарстана, Узбекистана, тюркоязычного Крыма, Турции и др., почти все из которых погибли^[35]. По словам польского историка Тадеуша Свентоховского, интеллигенция стала главной жертвой репрессий; на её долю выпало 29 тысяч смертных приговоров. Интеллигенция, как отмечает Т. Свентоховский «практически перестала существовать как социальная сила с чувством исторической миссии, своим этосом и корпоративным духом»^[23].

Поэты и писатели

По сравнению с казахской, азербайджанская литература в 1937-1938 годах, возможно, пострадала меньше, но, вероятно, больше всех литератур Закавказья^[36]. В числе репрессированных оказалось большинство писателей, сложившихся до революции, а также ряд литераторов советского поколения^[36].

Ещё 17 мая в газетах «Коммунист» и «Бакинский рабочий» появились статьи против поэтов Ахмеда Джавада и Гусейна Джавида, а также других писателей, отнесённых к «махровым мусаватистам, пантюркистам и националистам»^[37].

В ночь на 4 июня 1937 года арестовали поэтов Ахмеда Джавада, Микаила Мушфига, Гусейн Джавида, Санылы (азерб.)русск., писателя Мусаханлы (азерб.)русск.^[38].

Поэт Ахмед Джавад — автор слов к гимну Азербайджана. Какое-то время он состоял в партии «Мусават» и в 1923 году его даже арестовали как участника подполья^[39]. Арестованный уже в 1937 году поэт, по завершению следствия, был обвинён по ст. 69, 70 и 73 УК Азербайджанской ССР, причём в обвинительном заключении он фигурировал как член «к.-р. троцкистско-националистической организации» и «кадровый мусаватист»^[40]. Ахмеда Джавада судили вечером 12 октября и на следующий день расстреляли^[40]. Его супруга после этого была арестована и как «член семьи изменника Родины» осуждена на 8 лет, оказавшись в лагере в Северном Казахстане. Позднее она указывала, что её мужа арестовали по указанию М. Д. Багирова^[40].

Очень короткую жизнь прожил талантливый^[41] поэт Микаил Мушфиг (29 лет). По воспоминаниям он искренне принимал существующий строй, а его произведение «Сталин», как вспоминали азербайджанские писатели, «было тогда самым сильным из всех стихотворений, написанных в то время о Сталине»^[42]. Согласно Ярославу Смелякову поэт стал «жертвой клеветнического доноса»^[42]. Мушфиг вынужден был сказать, что в школе подпал под контрреволюционное влияние своего учителя и дружил с писателями-националистами^[43]. Поэта судили и расстреляли 5 января 1938 года^[44]. Его супруга также была арестована, но в тюрьме она заболела и её отправили в психиатрическую больницу^[44].

Дело Гусейн Джавида

Другой поэт, Гусейн Джавид, уже в первое десятилетие своего творчества снискал всеобщее признание как крупнейший представитель азербайджанского прогрессивного романтизма XX века^[45]. Российские учёные Ф. Д. Ашнин, В. М. Алпатов, Д. М. Насилов допускают, что он и является самым авторитетным из арестованных в то время азербайджанских писателей^[46]. Заметим, что газеты 1920-х годов писали о нём как о «самом известном и прославленном поэте Кавказа», «самом могучем поэте в Азербайджане»^[47].

В качестве основания для его ареста стала поддержка контрреволюционных связей с «целым рядом мусаватистов, с коими ведёт мусаватские беседы... Группирует вокруг себя к.-р. национал. настроенных молодых поэтов, коих обрабатывает в мусаватском духе»^[38]. Поэт виновным себя не признавал; на первом и втором заседании «тройки» решение по его делу вынести не смогли и он продолжал содержаться в тюрьме^[48]. Весной 1938 года, при новом руководстве НКВД Азербайджана, было составлено заключение, в соответствии с которым Гусейн Джавид обвинялся изобличённым по ст. 72 и 73 УК Азербайджанской ССР^[48].

Особое совещание в Москве, куда отправили дело, не стало его рассматривать, а затем и вовсе — оно было возвращено в Баку. При перепроверке дела в Баку к ранее подтверждённым обвинениям добавилась ещё ст. 68 (шпионаж)^[48]. Согласно обвинительному заключению «установлено, что Гусейн Джавид долгое время проживал в Турции, а затем в Германии и, по данным НКВД, Гусейн Джавид предназначался для шпионской работы»^[49]. 9 июня 1939 года поэта приговорили к 8 годам лагеря, но в приговоре обвинение в шпионаже отсутствует^[49]. Гусейн Джавид скончался в 1941 году, согласно реабилитационному делу — в Заплаге (около Тайшета)^[49].

Деятели наук

В начале 1937 года арестовали литературоведа, критика и фольклориста Ханафи Зейналлы, приходившийся близким другом Р. Ахундову^[50]. Его обвинили в участии в пантюркистском движении; он шёл по одному делу (№ 3404) с Г. С. Губайдуллиным, Б. В. Чобан-заде и Г. Ш. Шарафом^[50].

Упомянутого Б. В. Чобан-заде арестовали в Кисловодском санатории и спецконвоем этапировали в Баку^[32]. Показания на него дали арестованные к тому времени М. Г. Бахарлы и Чичикалов^[32]. Б. В. Чобан-заде — востоковед крымскотатарского происхождения^[51], в 1920-х годах был членом Крымского ЦИК и одним из руководителей крымскотатарской партии «Милли фирка»^[51]. После, в 1925 году он переехал в Баку и к началу 1937 года являлся профессором Бакинского университета, сотрудником АзФАН АН СССР^[51].

Согласно обвинительному заключению, Б. Чобан-заде являлся «одним из активных руководителей всесоюзной контрреволюционной пантюркистской организации», членом объединённого контрреволюционного пантюркистского центра и, будучи приверженцем активной борьбы с Советской властью, осуществлял «практическую контрреволюционную работу в национальных республиках СССР»^[52]. Ему инкриминировались обвинения по ст. 60, 63, 70 и 73 УК Азербайджанской ССР^[52]. 12 октября суд, проходивший 20 минут, приговорил Б. Чобан-заде к расстрелу и на следующий день он был казнён вместе с другими осуждёнными лицами^[53]. Супругу учёного, артистку Р. Г. Абдулину арестовали и как «члена семьи изменника Родины» приговорили к 8 годам лагерей^[53].

Поэта и историка азербайджанской литературы М. Рафили исключили из Союза писателей Азербайджана за то, что «протаскивал в лит-ру идеи контрревол. пантюркизма... яростно выступал против азерб. нар. поэзии, отстаивал формалистические тенденции»^[54]. Его обвинили в участии во Всесоюзном объединённом центре, созданного в 1934 году (глава Т. Р. Рыскулов), но не позднее 1939 году освободили^[54].

В конце 1937 года арестовали А. Алекперова^[55], одного из первых археологов и этнографов-азербайджанцев^[56] и основателей археологической и этнографической науки в Азербайджане^[57]; он заведовал сектором археологии АзГНИИ и руководил отделом истории материальной культуры ИИАЭ АзФАН^[55]. В своё время академик И. И. Мещанинов, характеризуя его, писал, что он «не без основания считается одним из лучших знатоков края»^[58]. Погиб в 1938 году в заключении^[55].

Деятели искусств

Среди подвергнутых репрессиям деятелей искусства был руководитель музыкального отделения Бакинского русского рабочего театра Сергей Георгиевич Паниев. За свои шутки и анекдоты по отношению к личности Сталина, Паниев был арестован и обвинён в контрреволюционной деятельности. В справке об аресте утверждалось, что Паниев периодически высказывал антисоветские контрреволюционные мысли, в июле 1936 года в столовой гостиницы «Новая Европа» дал буфетчику деньги, сказав «иди и убей Сталина» (шутка была расценена как террористическое отношение к тов. Сталину). В справке также отмечалось, что контрреволюционная деятельность Паниева отрицательно влияет на остальных актёров театра. За несколько дней до ареста Паниев был исключён из Союза композиторов Азербайджана и отстранён от работы из театра. В показаниях одного из свидетелей говорилось, что однажды Паниев недовольный вкусом супа, сказал, что он «подготовлен по программе партии». Помимо этого Паниев был обвинён в «русском шовинизме», в доказательство чего приводились его «далёкие от этики высказывания по отношению к актёрам Фатьме Кадри и Ульви Раджабу». В итоге Сергей Паниев был приговорён к 6 годам тюремного заключения и реабилитирован лишь в 1989 году^[59].

17 марта 1938 года по обвинению в участии в контрреволюционной мусаватской организации была арестована пианистка, создатель Бакинской восточной консерватории Хадиджа Гаибова^[60] (вместе с ней как «враг народа» была арестован также её муж Рашид Гаибов). Поводом же для ареста Гаибовой послужили полученные под пытками показания А. Фараджзаде. В доме музыканта, как в годы Азербайджанской демократической республики (АДР), так и в советские годы, собирались иностранные гости, турецкие офицеры, в том числе Буниятзаде и Кёпрюлюзаде. В 1937 году эти музыкальные вечера стали упоминаться в политическом контексте. Помимо этого брат первого мужа Гаибовой был секретарем в представительстве АДР в Стамбуле. Хадиджа Гаибова была приговорена к смертной казни и расстреляна в октябре 1938 года. Реабилитирована только в 1957 году^[59].

Жертвами репрессий становились также актёры. Так, в 1937 году как «враг народа» был арестован, а позднее по сфабрикованному делу^[61] расстрелян актёр, заслуженный артист Азербайджанской ССР Ульви Раджаб^[59].

В декабре 1937 года был арестован актёр Азербайджанского драматического театра и главный режиссёр Театра оперы и балета, народный артист Азербайджана Аббас-Мирза Шарифзаде. Конфискованные у него записи на арабском шрифте позднее были занесены в папки в качестве «компромата» и «вещдока», свидетельствующие, как думали сотрудники НКВД, о его преступных связях с иранской разведкой, задания, которой он якобы получал через некоего киоскёра, у которого А. М. Шарифзаде покупал газеты (вскоре выяснилось, этот работник киоска был провокатором). На самом деле Аббас-Мирза Шарифзаде пользовался арабским шрифтом для записей текстов пьес и своих актёрских ролей. В то время почти все грамотные азербайджанцы владели арабским шрифтом (латинский алфавит стал официально использоваться только в 1928 году, а в 1938 году был заменён на кириллицу). На актёра было составлено сфабрикованное^[61] следственное дело № 22134^[63][64]. Шарифзаде обвиняли в шпионаже в пользу Ирана. В качестве доказательства указывались его частые визиты в персидское консульство в Гяндже в 1932 году. В реальности же это были дружеские встречи, которые были организованы самим консулом, являвшимся большим поклонником азербайджанского театра, и любившего вечера в компании актёров^[65]. Другим серьёзным поводом к аресту была политическая деятельность родного брата Шарифзаде Гулам-Мирзы Шарифзаде^[66], чиновника независимой Азербайджанской Демократической Республики в 1918—1920 годах, жившего к тому времени в эмиграции. Шарифзаде также обвиняли в пропаганде творчества репрессированных поэтов — Микаила Мушфига и Гусейна Джавида^[62]. Согласно следственному делу, в застенках НКВД Шарифзаде оказался только за то, что имел близкие связи с Гусейн Джавидом и Ульви Раджабом, которые были ложно обвинены в буржуазном национализме, а также за то, что имел контакты с Рухуллой Ахундовым, «обличённым» в руководстве подпольной контрреволюционной организацией^[67].

В октябре 1938 года «тройка» НКВД Азербайджанской ССР утвердила обвинительное заключение и приговорила Аббаса Мирзу Шарифзаде к «смертной казни за шпионскую деятельность с конфискацией всего имущества». Под пытками А. М. Шарифзаде подписал письменное признание «во всех совершенных преступлениях». Его признали виновным по всем статьям^[65] и в ноябре 1938 года^[67][64] расстреляли по делу № 22134^[64] в подвалах НКВД^[67]. Никто не знает, где похоронен Шарифзаде и был ли он вообще похоронен^[64].

Аресту подверглась актриса Азербайджанского драматического театра Панфилия Танаилиди. Её обвиняли в шпионаже в пользу Ирана и актисоветской пропаганде. П. Танаилиди гастролировала в Иране. Против неё были использованы похвалы в отношении иранских сигарет и встреча со старой знакомой гражданкой Ирана. Так, когда бывшая актриса бакинских театров Гевхар Газыева приехала из Ирана в Баку, то подарила своей старой подруге и коллеге Танаилиди иранские сигареты, которые Танаилиди похвалила, заметив, что «наши сигареты — мусор». Одним из основных обвинений следствия была именно эта встреча актрисы с гражданкой Ирана Газыевой «с целью шпионажа», а также дружба с арестованным как враг народа и повесившимся в камере публицистом Ахмедом Триничем. На длившемся всего 15 минут судебном заседании Танаилиди была приговорена к расстрелу. Приговор был приведён в исполнение в октябре 1938 года. Танаилиди до конца отказывалась признавать себя виновной. Она была реабилитирована лишь в 1957 году^[59].

Завершающий этап Большого террора

Репрессии проводились в основном до ноября 1938 года. 31 января 1938 года политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «Об антисоветских элементах», согласно которому по Азербайджанской ССР 2000 человек подлежали осуждению к высшей мере наказания. За весь 1938 год были рассмотрены дела не менее чем 10000 человек. Осуждали как за политические и уголовные преступления, так и за антисоветсвкую агитацию, за умысел на террор, за шпионаж, за вредительство. «Тройка» рассмотрела дела в отношении 7241 человек, 5061 из которых обвинялись в политических преступлениях, а 2180 — в уголовных. Только за антисоветскую агитацию 1108 человек были приговорены к расстрелу. Помимо «троек» людей осуждали и выездные сессии Военной коллегии, военные трибуналы и обычные судебные заседания^[5].

Судьба большой группы арестованных была решена в 1939—1940 годах Особым совещанием НКВД СССР. Они в большинстве случаев были осуждены не к расстрелу, а к по сути бессрочному пребыванию в заключении, многие из которых так и не дожили до реабилитации в 1954—1956 гг.^[5]

Репрессии в отношении этнических меньшинств и иностранцев

Репрессии коснулись проживавших в Азербайджане иранских подданных. Так, 19 января 1938 года политбюро ЦК ВКП(б) приняло специальное постановление, гласившее:

Согласно этому постановлению, иранские граждане, которые не имели советского паспорта, высылались в Иран, а те, кто получал советское гражданство, высылались в Казахстан^[11].

Преследования и судьба близких «врагов народа»

Не избежали репрессий родственники осуждённых и классовых врагов. 16 марта 1937 года к смертной казни был приговорён едва достигший 18 лет сын Мамед Эмина Расулзаде^[68], лидера партии «Мусават». Пострадали многие близкие родственники видного государственного деятели Советского Азербайджана Газанфара Мусабекова. Его сестру Айну и зятя Гамида Султановых, как известно, расстреляли. В застенках органов госбезопасности также оказались брат Музаффар Мусабеков и другие родственники: братья Мамедали и Юсиф Эфендиевы, их отец Агаси Эфендиев и брат последнего Мамед Гасан^[69].

Супругу Султана Султанова (азерб.)русск., брата государственного и политического деятеля мусаватского Азербайджана Хосров-бека Султанова, сослали в Казахстан несмотря на то, что она развелась со своим мужем ещё в 1922 году^[5]. Ситара Караева, приходившаяся женой бывшему секретарю ряда райкомов партии Асаду Караеву, была осуждена и погибла в лагере^[68]. Их несовершеннолетних детей выселили их квартиры, а одну из дочерей исключили из партии^[68].

В ссылку, в Алтайский край на рудник Синташ, а затем под Семипалатинск (Казахстан), отправили семью репрессированного наркома культуры Азербайджанской ССР Гасана Рахманова, в том числе его восьмилетнюю дочь, будущего медика Азу Рахманову^[70].

Клеймо «детей врагов народа» носили также дети арестованного в сентябре 1937 года первого секретаря Лачинского райкома Теймура Салахова. Его сын, впоследствии известный художник Тахир Салахов, не смог в связи с этим поступить в ленинградский Репинский институт, несмотря на отличные оценки^[71].

Репрессии и религия

Основной целью сталинских репрессий было также искоренение национального ислама, тем не менее, начиная с середины 1930-х годов жертвам репрессий начали предъявляться обвинения в панисламизме и службе иностранным государствам. Представители духовенства стали представлять меньшую опасность для властей, поскольку были запуганы и приобрели репутацию «осведомителей КГБ», что удерживало верующих от посещения немногих сохранившихся мечетей^[72].

Ислам понёс огромный урон от репрессий. Ритуалы ислама публично уже никто не соблюдал. Передача молодому поколению знаний об основах ислама было очень рискованно. В этот период стало распространяться такия, разрешённое Кораном скрывание веры и даже отступничество от неё в случае принуждения или угрозы. Многие жители Азербайджана демонстрировали акты послушания, становясь членами Общества безбожников, численность которого за один год выросла от 3000 членов до 71 000^[73].

В годы Сталинских репрессий власти, ссылаясь на якобы требования народа, стали в массовом порядке закрывать мечети. Ряд партийных и правительственных служащих обвиняли в посещении пятничных служб в мечетях и даже в том, что те выполняли обязанности мулл. В разгар репрессий основанием для ареста могло стать даже «недостаточное рвение в борьбе против религии»^[74]. При Сталине все сохранившиеся мечети города Баку, кроме двух, были закрыты^[75].

Примечания